Эксклюзивное расследование Newsweek
Выходец из России убил мусульманку в Германии. Теперь немцы гадают, где он заразился исламофобией – на родине или в Германии
Никто в мире не возмущался убийством в Дрездене молодой египтянки Марвы Шербини больше, чем власти Ирана. Президент этой страны Махмуд Ахмадинежад объявил 32-летнюю мусульманку «мученицей хиджаба», а его сторонники всю неделю держали в осаде германское посольство в Тегеране, скандируя придуманный по случаю лозунг «Смерть сионистским расистам!». Сам убийца, вероятно, удивился бы, узнав, что его называют сионистом, хотя пользователи российских националистических форумов тоже поспешили назвать его евреем.
1 июля 28-летний эмигрант из России Алекс Винс нанес Шербини множественные ножевые ранения прямо в зале дрезденского суда. Ранее женщина подала иск, обвинив Винса в оскорблении на национально-религиозной почве. Убийство вызвало волну массовых протестов в мусульманских странах. Канцлер Германии Ангела Меркель лично принесла извинения президенту Египта Хосни Мубараку на саммите «восьмерки».
Но в самой Германии эту тему постарались замять. О растущей неприязни к мусульманам в болезненно-толерантной Германии говорить не принято, хотя волна исламофобии, охватившая всю Европу, не обошла ее стороной (см. Newsweek №40, 2008). На июньских выборах в Европарламент крайне правые партии добились наибольшего успеха.
Религиозно-расовая подоплека этого убийства была очевидна, но поначалу немецкая пресса и чиновники обсуждали исключительно необходимость закупки металлодетекторов, чтобы обеспечить безопасность судов. Потом начались волнения на Ближнем Востоке, и уже надо было оправдываться.
За отговоркой далеко ходить не пришлось: в России, откуда родом убийца, «нападения на мусульман почти уже обыденность», пояснила авторитетная газета Die Zeit. Ответ на вопрос, где преступник заразился исламофобией — в России или Германии, — теперь предстоит дать следователям.
18 УДАРОВ ЗА 32 СЕКУНДЫ
Если бы маленький Мустафа так не любил качаться на качелях, его мать Марва сегодня была бы еще жива. Но в тот день ему очень хотелось на детскую площадку. Туда, где в тени огромного дуба стоят скрипучие деревянные качели. Мальчику не повезло — на одной раскачивалась маленькая девочка, вторую оккупировал большой бритоголовый дядя. Марва попросила дядю уступить сыну место.
Потом в суде Марва рассказывала, что мужчина — это был Алекс Винс, выгуливавший свою племянницу, — обозвал ее «террористкой» и «исламской шлюхой» и попытался сорвать с нее хиджаб. Винс своей вины не признал, но заявил в суде, что не понимает, «почему после 11 сентября этих монстров еще не выслали из Европы». Судья приговорил его к штрафу в размере €780. Приговор не устроил ни одну из сторон. В апелляции Винс требовал оправдания, прокурор — года тюрьмы.
Очередное заседание было назначено на утро 1 июля. Марва пришла в суд с мужем и трехлетним сыном. После того как она повторила показания, слово вдруг попросил обвиняемый. «Да, у вас вообще есть право здесь находиться? Таким, как вы, здесь нечего делать! — обратился он к Марве. — Когда национал-демократы придут к власти, они покончат с этим. Я за них голосовал».
Едва досказав фразу, Винс вытащил из кармана нож и бросился на египтянку. За 32 секунды он нанес ей 18 ножевых ранений. «Никто не понимал, что происходит», — вспоминала потом молодая референтка. Первым среагировал адвокат обвиняемого — он бросил в него стул. Потом подбежал муж. Он получил несколько ударов ножом в грудь и выстрел в бедро: прибежавший на крики полицейский, не разобравшись, кто преступник, выстрелил в мужа Марвы — темнокожего и темноволосого.
Марва умерла на месте. Она была на третьем месяце беременности. Ее муж до сих пор в реанимации. На родине у Марвы большая и богатая семья. Родители — химики, уважаемые в Александрии люди. Женщина училась в престижном English Girls College, была спикером школы, чемпионкой Египта по гандболу.
Незадолго до отъезда в Германию девушка получила диплом фармацевта. В Саксонию она поехала в 2005 году вслед за мужем-генетиком, получившим стипендию в Институте общества Макса Планка. В Дрездене Марва на полставки работала в аптеке. Соседи говорят, что она была очень приветливой и часто угощала их египетскими деликатесами. Осенью семья собиралась вернуться на родину.
«ВЫЛ И ПЛАКАЛ»
Семья Винса в Германию иммигрировала в 2003-м. По данным Newsweek, в России они жили под фамилией Нельзины. Лариса Нельзина растила сына Александра и дочь Марию в одиночку. Алекс родился 12 ноября 1980 года в Перми. Вскоре Нельзины надолго уехали в Целиноград (ныне Астана) и лишь в 1999-м вновь вернулись на Урал, откуда и подавали документы на ПМЖ в Германию.
По словам родственницы мужа Марии, с которой удалось пообщаться Newsweek, до переезда Алекс был абсолютно нормальным парнем. Часто ссорился с сестрой, но неадекватно себя не вел. Ее слова подтвердил школьный товарищ Винса. Однако одноклассник Марии Егор, уже после выхода печатной версии журнала сообщил Newsweek, что Алекс «с детства был неуравновешенным, его во дворе все называли “психом”». Егор вспоминает, что побаивался брата одноклассницы, когда приходил к ним в гости: «Он иногда проверял меня перед уходом – не украл ли я ничего у него. Смутно помню, что Маша (сестра) говорила, что он им истерики закатывает. И в школе у него были проблемы со сверстниками». Известно, что Винс служил в армии и нареканий не имел. Однако подтверждения выдвинутой немцами версии о том, что он воевал в Чечне, не нашлось.
Квартира Винса находится в дрезденском районе Йоханнштадт в десяти минутах ходьбы от дома его матери и сестры, которые с журналистами не общаются. Марва Шербини жила в доме напротив по диагонали. Перед подъездом Винса весь день тусуются немецкие подростки. Громкий смех, пиво, сигареты, мат. «Вы Алекса случайно не знаете?» — спрашиваю. Молодежь пожимает плечами. Сажусь на лавочку около подъезда и начинаю опрашивать всех, кто входит или выходит. После тридцатого отрицательного ответа начинаю сомневаться, а жил ли он здесь вообще.
«Просто полиция всем жителям дома запретила общаться с прессой», — сжалился надо мной 19-летний Дэвид Фритцш, сосед Алекса сверху. Дэвид говорит, что несколько раз пытался заговорить с Винсом. «Мне казалось, что он чувствует себя одиноким, но поговорить по душам не удалось», — вспоминает парень. Алекс долгое время числился безработным и лишь недавно устроился на полставки рабочим на склад. Дэвид говорит, что он почти каждый вечер куда-то уходил и возвращался за полночь. О своих друзьях он соседу никогда не рассказывал, но однажды вернулся в очень хорошем настроении и похвастался, что они дернули стоп-кран в трамвае — «так, со скуки» — и удрали от полиции.
Источник, близкий к немецкой генпрокуратуре, утверждает, что Винс состоял на учете у психиатра — диагноз «маниакальная депрессия». Он якобы принимал психотропные препараты. Его психиатр отказался от комментариев, сославшись на врачебную тайну. Не хочет говорить о Винсе и его адвокат, который пытался остановить подзащитного, бросив в него стул. Он отказался от дальнейшей работы с этим клиентом.
Ни Дэвиду, ни другим соседям молодой человек об этом не рассказывал. Но за две недели до убийства Дэвид проснулся посреди ночи от громкого шума — внизу кто-то швырял мебель и орал диким голосом. «Было очень душно и окна были открыты, поэтому я слышал, как Алекс сначала просто выл, потом сел у окна и плакал навзрыд, постоянно повторяя “njet, njet”», — вспоминает Дэвид.
Дэвида не удивило, что Винс симпатизирует правоэкстремистской Национал-демократической партии Германии (НДПГ). «Да тут у нас полдома таких, — говорит он. — Русские немцы из них — самые радикальные. Говорят, именно они подожгли приют для беженцев в Дрездене». Дэвид учится на пожарного.
РУССЕНЮГЕНД
Валерий Штайнхауэр, глава русско-немецкой ассоциации «Новая родина», говорит, что сближение молодых русских немцев с правыми экстремистами — новая тенденция, которая набирает силу. Еще недавно в НДПГ выходцев из России считали такими же «понаехавшими». В городке Лёбау близ Дрездена, где работает Штайнхауэр, только за один 2005 год случились три крупные драки между неонацистами и русскими немцами. «Неонацисты тогда не делали разницы между русскими немцами и турками, например», — объясняет Штайнхауэр.
В начале 2008 года все изменилось. На русский язык были переведены программные брошюры партии. В них говорится, что национал-демократы способны защитить страну от наплыва мигрантов и исламизации. Русских немцев националисты причислили к «местным», для которых НДПГ требует привилегий, например при устройстве на работу.
«Это популизм, — уверен Штайнхауэр. — Они увидели электоральный потенциал и придумали лозунги, которые находят отклик у этой аудитории». Национал-демократы теперь говорят о несправедливости принятого в 2002 году закона, который требует от русских немцев сдавать тест на знание немецкого до приезда в страну: большинство из них языка не знают.
«Правые говорят: в то время как страну заполонили миллионы мигрантов, истинные бюргеры не могут вернуться на родину, — объясняет Штайнхауэр. — Поэтому наши их и поддерживают». Он подтверждает тезис про радикализм некоторых выходцев из России: «Они хотят быть более немецкими, чем сами немцы».
Андрей Триллер входит в рабочую группу российских немцев при НДПГ, сформированную в феврале прошлого года. Он убежден, что НДПГ — самая пророссийская политическая сила в Германии. «Остальные потакают США, только национал-демократы приняли сторону Сербии в вопросе Косова и России в конфликте с Грузией, — говорит он. — НДПГ выступает с евразийских, а не с евро-атлантических позиций. Из российских партий они больше всего симпатизирует «Родине»… ну и «Единой России», конечно».
Триллер, бывший военный, возмущен тем, что немецкие СМИ его партию называют экстремистской и неонацистской, но говорит, что «многое в этой стране надо радикально менять». С ним соглашаются посетители антиисламского форума «Зеленая чума». Таких немецкоязычных порталов, по данным Минюста, более 1600, и их число растет. Некоторые пользователи, в том числе и русскоязычные, называют Винса героем и возмущаются, что пресса делает из мусульман «новых евреев». Другие пишут, что он дурак — не надо было губить свою жизнь: «Если он хотел убить мусульманку, можно было сделать это тихо и незаметно».
Триллер уверяет, что Марва оклеветала Алекса Винса. «Ну не мог нормальный парень, недавно приехавший из России, так изощренно обругать ее по-немецки. Обматерил бы по-русски — и все», — горячится он. Триллер уверен, что кто-то проконсультировал Марву, что говорить в суде, чтобы выиграть дело: «Не подумайте, что я оправдываю его, но обвинение высосано из пальца».
В НДПГ Newsweek заявили, что членов партии с таким именем у них нет, и отказались от комментариев. Вольфганг Донсбах, профессор факультета коммуникаций Технического университета Дрездена, считает, что это неважно. Главное, говорит он, чтобы дело не свелось к выставлению Винса маньяком-одиночкой из России, который жил в отрыве от толерантного немецкого общества.
Исламофобия в Германии уже стала мейнстримом, считает Севим Дагделен, депутат от Левой партии. Донсбах добавляет, что многие жители Дрездена, хоть и не состоят в партиях правого спектра, но разделяют их политические убеждения. В марте этого года он провел исследование об отношении дрезденцев к мигрантам. На вопрос, рядом с выходцами из каких стран вы не хотели бы жить, 25% назвали турок, 18% — восточноевропейцев, 10% — африканцев.
Каждый третий поддержал бы идею выдворить всех мигрантов из страны, если безработица будет и дальше расти. Каждый четвертый чувствует себя «из-за наплыва мигрантов иностранцем в собственной стране». «И это при том что приезжих в Дрездене намного меньше, чем в большинстве крупных городов страны», — сокрушается Донсбах.
В подготовке статьи участвовал Александр Раскин