В 14.20 3 сентября 2004 года в спортзал бесланской школы №1 зашел сапер. Да не простой, а руководитель соответствующей службы 58-й армии. Полковник Бахтияр Кара-Оглы Набиев, начальник инженерных войск в/ч 47084, единственный из специалистов щупал электровзрывную цепь террористов. Потом все сгорело в пожаре вместе с телами заложников. И вместе с надеждой, что когда-нибудь будет дан ответ на главный вопрос: отчего в 13.03 3 сентября 2004 года случились два взрыва, потрясшие мир.
За два года этот вопрос превратился в мощное политическое оружие. Теперь это индикатор политической ориентации. Если ты против «кровавого кремлевского режима», ты обязан считать, что заложников сознательно убили «свои», а если болеешь душой за Владимира Путина — должен стоять, как скала, на официальной версии, какой бы куцой и дырявой она ни была.
На прошлой неделе у тех, кто верит в заговор темных околокремлевских сил, появился пастырь — член парламентской комиссии по расследованию теракта, депутат Госдумы из фракции «Родина» Юрий Савельев. Он был ректором питерского Военмеха, а потому считает, что его знаний достаточно для собственного расследования (хотя и занимался совсем другим направлением военной техники). Newsweek Савельев рассказал, что сначала «был в твердой уверенности, что это боевики взорвали зал, что они стреляли в спину убегавшим заложникам и так далее». Потом почитал показания самих заложников — и прозрел.
Через год с лишним Савельев представил собственную («можете мне не верить, но работал я один») версию доклада о причинах трагедии. Обличители кремлевского режима тут же дали документу политическое толкование: детей «уничтожили, чтобы избавить власть от необходимости делать мучительный выбор между официальным приказом начать бойню и сдачей на милость террористам». Данные официальных экспертиз сторонники версии Савельева просто отвергают — мол, власть от нас всё скрывает, а все ее эксперты с нею заодно.
У сторонников официальной версии тоже теперь есть «лицо» — это глава парламентской комиссии, зампред Совета Федерации Александр Торшин. Он главный доклад опубликует в середине сентября, но Newsweek с ним уже ознакомился. Ничего нового: те же официальные экспертизы и ни одного ответа на главные вопросы.
Второй взрыв, который выжившие заложники вспоминают как «самый мощный», по мнению Савельева, также произошел вследствие «воздействия снаружи». А именно выстрела гранатой РШГ-1. Она прошла сквозь одно из окон спортзала и проделала дыру диаметром в полтора метра в противоположной стене, ровно под подоконником. А взрывные устройства террористов если и взорвались, то уже во время пожара, уверяет Савельев.
Депутат утверждает, что пролом в стене мог быть создан только гранатой типа РШГ — она сначала создает кумулятивный (проникающий в препятствие) эффект, а затем фугасный — уже внутри и за преградой. Если бы, как утверждает следствие, взорвалась самодельная бомба террористов — «бутылка», — то разнесло бы оконную раму над подоконником, чего не произошло, говорит Савельев, ссылаясь на фотографии Дмитрия Белякова, сделанные еще до пожара из той самой четырехэтажки, откуда «стреляли из гранатомета».
Кроме того, Савельев утверждает, что эксперты ФСБ грубо ошиблись — неправильно посчитали площадь пролома. Для расчетов они пользовались фотографиями зала, а масштаб их установили по размерам окна — 3х2 метра. Так вот, торжествует депутат, окна-то в зале 3х3 метра, а значит, и пролом больше! И такую дыру не могло проделать ни одно из взрывных устройств террористов — они для того были слишком слабыми.
Прочие заключения депутат также сделал по фотографиям и показаниям свидетелей. Впрочем, и официальная версия базируется на тех же весьма ненадежных данных. Зал сгорел, фотографий мало, а показания есть на любой вкус, причем чем дальше, тем больше они подгоняются самими заложниками под новые версии.
Например, Лариса Мамитова в суде говорила, что не помнит, где и как произошел взрыв: «Я вообще взрывов не слышала. Подняла голову, смотрю, между кольцами, там рюкзаки висели, их нет. И тогда я поняла, что это все взорвалось». Теперь, по словам активистов «Голоса Беслана», она присоединилась к тем, кто уверен во «внешнем воздействии». А Юрий Савельев все показания, хоть как-то свидетельствовавшие в пользу этой версии, — от тех, кто слышал «свист и щелчок» до взрыва, до тех, кто видел неразорвавшиеся мины террористов после него, — подшил к своему докладу. А остальные посчитал «неадекватными».
Впрочем, его идеологические противники во главе с Торшиным поступили так же — внимательно изучили только устраивавшие их свидетельства. И к их версии теперь тоже примыкают сторонники из числа заложников — пусть и не столь многочисленные.
Хотя у официальной комиссии есть свой небитый козырь — показания того самого полковника Набиева. Они имеются в распоряжении Newsweek. Набиев еще 6 сентября 2004 г. рассказал: когда он проник в зал, уже подорвалась одна локальная цепь — «бутылка» и мина ОЗМ-72. «Отклеившийся скотч» к его показаниям никак не подходит. Это могло случиться «лишь вследствие замыкания тумблера одним из операторов из-за его неосторожности, ранения или смерти», доложил сапер.
Но, несмотря на официальные показания Набиева, эксперты-взрывотехники тоже разделились на два лагеря. Некоторые просто отмахиваются от альтернативного доклада: ну о чем говорить, если Савельев считает окна зала квадратными, когда они прямоугольные? Другие говорят: нормальной версии, считай, нет, вот все и хватаются за первый не слишком противоречивый вариант.
Те, кто делал официальные экспертизы, лишь брезгливо морщатся. Завлабораторией Центра судебной экспертизы (ЦСЭ) Минюста Валерий Кондратьев, участвовавший в составлении пожарно-технической экспертизы, на предложение Newsweek прокомментировать доклад Савельева ответил просто: «Мои выводы согласуются с выводами Торшина. А так все сказано в нашем заключении». Сказано там следующее: взрывы были внутри — первый у баскетбольного кольца, второй — в полуметре от того самого подоконника. Причины пожара неясны.
Кондратьев, как только прочел доклад депутата, «сразу же написал служебную записку на имя директора ЦСЭ». Там эксперт сообщил, что депутат нарушил закон. «Часть нашей экспертизы — 10 или 11 листов — попали в доклад Савельева и были опубликованы, что недопустимо, — возмущается Кондратьев. — Это разглашение материалов уголовного дела, которое запрещено по закону».
По поводу же способностей Савельева как эксперта Кондратьев сказал лишь одно: «Ну вот как он мог обнаружить следы магния, если он не химик? Никак не мог обнаружить». На вопрос Newsweek, проводили ли его эксперты химический анализ спортзала, Кондратьев раздраженно ответил: «Нет, перед нами не ставили такой задачи».
А вот это зря, говорит взрывотехник МВД, несколько лет служивший в Чечне: «Потому что все действительно очень похоже именно на взрывы гранат РШГ». В отличие от Савельева он даже готов озвучить версию, из-за чего произошли выстрелы (сам Савельев сказал Newsweek, что тоже имеет мнение на сей счет, но его не скажет).
Что произошло дальше, он даже представить себе не может. Наверное, что-то сработало нештатно, полагает сапер МВД, и выстрелы произошли раньше времени, когда спецназовцев, которые должны были идти на штурм, не было на исходных позициях.
С описанием событий, произошедших после подхода спецназа, Савельеву было еще проще — здесь официальная версия вообще туманна и неподробна. Депутат доказывает, что боевики после подрыва спортзала угнали в столовую и окрестные кабинеты и туалеты 300–400 заложников, а затем при штурме с использованием гранатометов, огнеметов и танков 106–110 из них погибли. Возразить ему нечего: тела заложников вынесли из школы еще до прихода следователей прокуратуры утром 4 сентября, тогда же разобрали все завалы. В протоколе осмотра места происшествия, который имеется в распоряжении Newsweek, фигурирует лишь одно тело заложника вне спортивного зала. Так что решительно неизвестно, кто в каком месте школы погиб и при каких обстоятельствах.
Впрочем, люди, которых Савельев пытался привлечь к расследованию, и его самого подозревают в неискренности и злом политическом умысле. Например, тот самый фотограф Дмитрий Беляков, к которому, по его собственным словам, депутат «приставал с расспросами, мол, у вас уникальные свидетельства, я у вас вижу дырку, которую ни на каких других фотографиях не вижу». Но Беляков быстро решил, что разговаривать с депутатом не о чем: «Сначала Савельев говорил, что некий снайпер попал во взрывное устройство или убил террориста, контролировавшего педаль. Ему начинают [возражать], что по баллистике это невозможно. Спорили, спорили — и вдруг он передумал: ну тогда боец спецназа гранатой выстрелил по мине». У депутата в голове пунктик, считает Беляков: «Собирает, подгребает [подходящие показания, доказывающие], что во всем виноват спецназ. Они всех пожгли, взорвали и т. д».
Савельев, постоянно повторяющий, что занимался только «техническим исследованием», действительно не чужд гражданского пафоса. «Какова цена гибели этих 30 террористов? За каждого мы отдали по 10 жизней невинных заложников! — возмущается он. — Логика борьбы с терроризмом в России такова: если вы совершаете теракт, то сколько бы вы заложников не захватили, вас мы все равно убьем. Эта логика, которой руководствовались при каждом захвате после Буденновска».
И убили-то, уверяет депутат, не всех. Скоро он опубликует окончание доклада, где напишет «настоящее число террористов, захвативших школу: от 60 до 70 человек». Этот вывод он сделал, также проанализировав показания заложников: «Когда уже не два и не пять, а десятки человек говорят одно и то же, то это уже не вранье, а статистика».
Савельев был не первый, кто предложил эти версии. У него был предтеча в Беслане — Валерий Карлов, проводивший собственное расследование. В школе у него погиб отец. Именно Карлов первый предложил «вариант с РШГ». Верит он в него и теперь, но энтузиазм Савельева разделяет не полностью. «Есть очень много внутреннего желания сделать ситуацию трагичнее, чем она есть», — тщательно подбирая слова, произносит он.
Например, Карлов не согласен с выводами Савельева насчет танков: «Очень противоречивые показания свидетелей. Они, видимо, сами не видели, а разговаривали с теми, кто якобы видел. Я знаю, что они сами сомневаются». С гранатометами тоже были сомнения — «ребята-взрывотехники, которые приезжали в конце мая, говорили, что такие гранаты не могут прорубить такой большой пролом. Но я был уверен, что это не так». Теперь Карлов призывает провести эксперимент — обстрелять кирпичную стену с нужного расстояния и под нужным углом.
Но никакой дополнительной экспертизы, похоже, не будет — официальная версия забронзовела, как памятник, вместе со всеми своими «дырами». Следствие отмахивается: все предыдущие экспертизы «по требованию заложников» дали отрицательный результат. А те лишь возмущались — мол, условия экспериментов были не те. И, кажется, уже и не осталось экспертов, которых бы не подозревали в политической ангажированности. Неудивительно: бесланская трагедия все больше политизируется. Заложники, которым подкидывают новые версии, все меньше интересны как источники информации. Да и сама истина, кажется, не нужна ни сторонникам Кремля, ни противникам.