Когда Роксана Ибрагимова решила заняться цветами, она поступила в Институт леса. Было это в 1993 г., когда еще мало кто мог понять, какие могут быть карьерные перспективы у человека со специальностью «инженер садово-паркового строительства». «Зимой училась, а летом работала за гроши, саженцы сажала», — вспоминает Ибрагимова. Она и сейчас зарабатывает меньше, чем могла бы, зато занимается только тем, что ей интересно. А ее коллеги получают $3000 в месяц, и никто теперь не называет их «садовыми строителями» — они нынче представители модной профессии «ландшафтный дизайнер».

Молодым и амбициозным сейчас несложно найти приличную работу в Москве и в других крупных городах. Но стремительных прорывов на самый верх, какие случались еще 10 лет назад, уже не будет. Тогда для бешеной карьеры требовался только талант, умение общаться с людьми и удача. Эпические истории карьерных взлетов 90-х теперь кажутся былинами про богатырей. Сложно представить себе, что в какой-нибудь компании сейчас трудится пиар-менеджером будущий сменщик Владислава Суркова. Да и повторение судьбы самого Владимира Путина кажется совершенно невероятным. При нем российское общество на глазах закостенело. Теперь, как в старой советской шутке, сын генерала никак не может стать маршалом, потому что у того есть свой сын.

Перемещаясь по карьерной лестнице — или поднимаясь, как выражаются социологи, на «социальных лифтах», — нынешняя молодежь уже сталкивается с непреодолимыми трудностями. Где-то приходится платить, а на какой-то из верхних «этажей» не пустят ни за какие деньги. Уже сегодня головокружительные карьеры делают почти исключительно родственники видных чиновников. Социологи утверждают, что это надолго — чуть ли не на 15 лет. Так что и детям нынешних 30–40-летних светит стать лишь обслугой элиты — вполне себе приличная карьера, кстати.

Так как в основе российской экономики лежат нефть, газ и металлы, то и элиту можно назвать сырьевой. Но и те, кто напрямую не связан с ископаемыми, тоже кормятся с элитного стола. «Все остальные группы вплоть до шоу-бизнеса — это обслуживание [элиты]», — говорит эксперт Института социальных систем МГУ Дмитрий Бадовский.

Однако социологи считают, что родителям нынешних детсадовцев и младших школьников не стоит планировать своим чадам жизнь в теплом болоте — именно они могут поучаствовать в следующей смене элит.

Потерянное поколение

В терминологии социологов карьера — это выбор «канала вертикальной мобилизации». По нему человек двигается вверх на «социальном лифте» — от школы (или даже от детского сада) до пенсии. В советское время выбор каналов был небольшой, как идеал: «комсомол–партия–пенсия всесоюзного значения».

Получив однажды хорошее образование, гражданин до конца двигался по выбранному им пути, а пути эти у всех были примерно одинаковые. Сейчас выбор стал богаче, однако каналы все равно не отличаются разнообразием.

Собственный маленький бизнес — второй канал, где выживают главным образом юноши с юга страны. Им помогает семья. А вот жители центральной части России чаще всего боятся начинать свое дело. «Во всем мире, если менеджеру подворачивается выгодное самостоятельное дело, то он идет в банк, берет миллион и делает. А у нас очень сильна традиция исполнительского труда», — объясняет декан социологического факультета Высшей школы экономики Александр Крыштановский. «Конечно, основать собственную фирму — лучший вариант. Но это уже другая работа — менеджерская, а мне интересно проектировать, поэтому о собственном деле я даже не думаю», — отнекивается ландшафтный дизайнер Ибрагимова.

Третий канал — самый популярный. Это работа в сфере услуг — например, в салонах мобильной связи. Тут можно сделать карьеру и выбиться в руководители среднего звена, но только в том случае, если имеешь высшее образование. «За последние годы оно стало массовым. Люди интуитивно чувствуют, что без образования нет карьеры. Причем неважно, плохое оно или хорошее», — говорит Левинсон.

С этой тенденцией борется министр образования Андрей Фурсенко. Он хочет сократить избыточные вузы, а выпускников заставить работать по профессии. Чтобы на всю страну был один авиационный институт, а его выпускники конструировали самолеты, а не торговали мобильниками. «Это опрометчивый шаг, — считает социолог Левинсон. — В вузе получают навыки, которые мы называем цивилизационными. Этому не учат ни в школе, ни в семье. Как сказал один из наших респондентов, учат тому, что у профессора галстук надет».

Те, кто назло Фурсенко из вузов идет в сферу услуг, чувствуют себя успешными. Сергей, пять лет назад окончивший Московский авиационный институт, действительно пошел торговать мобильной связью и дорос до приличных высот в своей компании. А его однокурсник Антон неплохо чувствует себя в МДМ-банке, где отвечает за компьютерные сети.

Подающие надежды

Наконец, четвертый канал — получить образование, с помощью которого можно сделать карьеру. Уже есть представление, что это за специальности: стоматолог, ландшафтный дизайнер и т. д. — та самая обслуга элиты. И здесь вряд ли что-то изменится в ближайшие годы, так что такую карьеру смело можно советовать своим детям.

Конечно, бывают и сбои в программе. От желающих учиться на налогового полицейского не было отбоя, пока сама полиция не была закрыта в результате административной реформы. Белую кость финансового сыска отправили бороться с наркомафией. Хотя Руслан, одноклассник Антона из МДМ-банка, выбравший образование налогового полицейского, до сих пор верно служит родине — после реформы он перешел в другое силовое ведомство и на жизнь не жалуется.

Но подавляющее число родителей видят будущее своих детей в двух других профессиях — экономист и юрист. Такой стереотип был в 90-е, а отказаться от него люди пока не могут. Специалистов уже девать некуда, и тем не менее по итогам вступительных экзаменов этого лета на первое место снова вышли экономисты, на второе — юристы. «А на третье место менеджеры вышли. Во всем мире бакалавриатов менеджмента почти нет, а у нас редкий вуз не имеет такого факультета. Я часто спрашиваю у родителей: что, ваш ребенок в 22 года топ-менеджером станет?» — ругается социолог Крыштановский.

Есть и обратные примеры — профессии, в которых ощущается недостаток специалистов. Такие можно советовать нынешним абитуриентам — они могут застолбить за собой хороший участок работы. Еще рекрутеры предлагают обратить внимание на колбасу. Самое время поступать в пищевой. «В Москве технолог, разбирающийся в производстве колбасы или салатов, получает не меньше $2000 в месяц. Эта профессия останется самой востребованной еще лет двадцать, — уверяет президент кадрового агентства ТРИЗА Exclusive Владислав Седленек. — Есть еще строительство. Там космический рост, а руководитель строительного объекта в Москве может рассчитывать на зарплату от $10 000».

Если ошиблись с выбором — не беда. Колбасным технологом стать никогда не поздно. «Во всем мире в последнее десятилетие наблюдается колоссальный спрос на второе образование — образование для взрослых. И у нас скоро будет такое же взрыв, — рассказывает декан Крыштановский. — Если раньше как стал геологом, так и роешься там до самой пенсии, то сейчас мировая тенденция — горизонтальные перемещения».

У нас с горизонтальной мобильностью все в порядке. Люди не боятся резко менять свою жизнь. 25-летний Илья Абаев не так давно уволился с поста вице-президента компании, продающей элитные предметы интерьера. Он проиграл в деньгах, но все равно доволен. «Зато теперь в большой рекламной компании занимаюсь тем, что мне нравится», — говорит Абаев.

Куда же гению податься

Начало пути для будущего ученого остается неизменным с советских времен. Есть специальные школы, которые воспитывают готовых студентов лучших вузов — хоть наших, хоть западных. Есть вузы, где учат будущих звезд мировой науки. Но в конце концов «канал мобильности» все равно вывезет молодого ученого на Запад.

Если у ребенка обнаружатся способности, то уехать можно будет прямо из старших классов школы. Так в конце 80-х поступил Александр Браверман, тогда учащийся маткласса московской школы №43, ныне гимназии. Теперь он — 30-летний профессор американского Университета Брауна.

Для него вопрос, где делать научную карьеру, не стоял. «Либо сразу настраивайте себя на то, чтобы уехать, либо на то, что у вас будет сложная жизнь», — выдает точную математическую формулу Браверман. Время доказало правоту его теории. Сегодня все более актуальной становится новая проблема. «В России остается все меньше людей, у которых можно чему-то поучиться», — объясняет профессор. По мнению Бравермана, падает интерес к математике с физикой и среди студентов. В прошлом году он принимал людей в аспирантуру в Гарварде, и впервые среди соискателей не было ни одного человека из Москвы. А из других городов России приезжали, но среди них — ни одного по-настоящему сильного. «Я не знаю, куда теперь деваются способные ребята, но не уверен, что они занимаются другими направлениями науки», — рассуждает Александр Браверман.

По статистике вузов, талантливые пошли в биологию и социологию. На мехмате МГУ в прошлом году был конкурс 6 абитуриентов на место, а на вновь созданном факультете биоинженерии и биоинформатики — 8. У социологов конкуренция и того больше — 9,5 человека на место.

С биоитехнологиями все понятно — это самое модное научное направление. Другой россиянин, работающий в США, профессор кафедры биохимии Нью-Йоркского университета Евгений Нудлер как раз работает в этой области. Он уехал из России 15 лет назад аспирантом биофака МГУ, а стал профессором Нью-Йоркского университета и руководителем лаборатории, ежегодно получающей около $1 млн. Но потом вернулся — в начале этого года на деньги фонда «Династия» открыл в Москве лабораторию, которая будет изучать механизмы старения. Договор с «Династией» рассчитан на четыре года, общая сумма инвестиций — тот же $1 млн.

Но насовсем возвращаться в Россию Нудлер все равно не планирует. Говорит, что не видит никаких гарантий нормальной работы после окончания контракта. Так что рецепт от Нудлера прост — образование можно получить и в России, «в том же МГУ очень прилично готовят». Здесь же выгодно защищать кандидатскую диссертацию, которая на Западе приравнивается к докторской степени. Отличная возможность сэкономить время: в Америке на доктора надо учиться минимум 6 лет, у нас на кандидата — 3 года. «Но так или иначе надо получить опыт работы за границей, а потом решать, возвращаться или нет», — говорит специалист.

«Многие мои знакомые ездят туда-сюда и живут на два дома», — рассказывает аспирант биофака МГУ Никита Тиунов. Работать там, а жить здесь — вот программа для молодых российских ученых. Ну или на худой конец найти себе западную работу дома — например, выращивать новые бифидокультуры для йогуртов на одном из подмосковных заводов какой-нибудь транснациональной корпорации.

Отбирающие надежды

Карьера в России — это бег с огромными препятствиями. «Какая может быть вертикальная мобильность, если даже дети из среднеобеспеченных семей не могут получить образование в престижных вузах? У меня на экономфаке МГУ знакомая работает завкафедрой. Когда я поинтересовался, могут ли мои дети туда поступить, она ответила: Коль, и не думай, все продано», — жалуется замдиректора Всероссийского центра уровня жизни Николай Денисов.

Платить придется и после учебы. Объем взяток за получение работы и продвижение по службе за 4 года вырос вдовое и достиг $143 млн, утверждает глава фонда ИНДЕМ Георгий Сатаров. Особенно часто приходится платить в органах. «Но даже если вы хотите заплатить взятку, то это право еще нужно заслужить. Оно обеспечивается связями», — сгущает краски Сатаров.

Связи играют важную роль даже в крупных корпорациях, а кое-где и вовсе по-восточному — не связи, а кумовство и семейственность. «Для меня это было довольно неожиданно, но наши респонденты хором говорили, что без связей никуда не пробьешься. Мы думали, это атрибут советской экономики, а оказалось, что связи нужны и при рынке», — констатирует социолог Левинсон. Но и это не последнее препятствие: можно пройти несколько ступенек на одних способностях, потом завести связи и продвинуть еще выше, потом еще. «Но в конце концов ты подходишь к такому рубежу, где нужно политическое благословление», — доходит до заоблачных высот Левинсон.

Есть такая каста

Таких примеров — тьма, и чем дальше, тем больше. В свои 24 года Иван Поляков стал директором целого оборонного радиозавода им. Попова в Омске. Никаких чудес — его сестра возглавляет совет директоров, хотя в городе уверены, что дело даже не в ней, а в папе, который работает в «Рособоронэкспорте». Улыбчивый парень, Поляков любит хвастаться околокремлевскими связями, ведь второе образование получал в Дипакадемии МИДа. Сотрудники его любят и называют Ваней, хотя ему недавно исполнилось целых 27 лет. Столько же — сыну премьер-министра Петру Фрадкову, который заступил на должность замдиректора Дальневосточного морского пароходства (как его величают моряки, узнать не удалось). Пристроены почти все «дети федерального значения»: сын министра обороны Сергей Иванов стал вице-президентом Газпромбанка, сын бывшего главы президентской администрации Илья Волошин — вице-президентом Конверсбанка, сын петербургского губернатора Сергей Матвиенко — вице-президентом Внешторгбанка и т. д.

И даже перевороты в стиле киевского не гарантируют смены уклада. Украина, после оранжевой революции объявившая войну старым порядкам, всю прошлую неделю переживала скандал с президентским сыном Андреем Ющенко. Мало того, что он гоняет по Киеву на дорогом BMW и паркуется в неположенных местах, так еще попался на глаза папарацци в тот день, когда президент приказал распустить ГАИ за коррупцию.

Будет и у нас свой 68-й

Молодежь видит дорогие рестораны, красивые машины и читает истории успеха, но свой путь к достатку находит не всегда. «И у них, и у родителей, которые направляли их учиться на экономистов и мечтали, что дети сейчас воспользуются плодами социального перехода, возникает ощущение, что [их обманули]», — рассуждает социолог Бадовский. «Грубо говоря, они видят цену барреля нефти, берут калькулятор в руки и пытаются подсчитать, что же тут не так, — говорит политолог Константин Симонов. — Появился огромный разрыв между ожиданиями и реальностью». Как показывает опрос ВЦИОМа, опубликованный на прошлой неделе, только 28% граждан — оптимисты, 22% от будущего ждут изменения в худшую сторону, а остальные 42% — вообще не ожидают перемен. Правда, больше всего оптимистов как раз среди молодежи — 38%.

Социологи оценивает среднюю продолжительность правления одного поколения в 24 года. «Сейчас доминирует поколение 40–50-летних. И будет доминировать еще 15–20 лет точно», — выносит приговор Бадовский. Но в нашей стране есть и своя специфика. Она чревата новым социальным кризисом. Из-за этого во Франции случилась студенческая революция 1968 г. Де Голль и его поколение всем надоели, а молодежь чувствовала, что она не может пробиться. «68-й Россию тоже ждет, конечно», — прогнозирует социолог.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *