«Идет, она уже идет», — головы в рабочих касках взволнованно повернулись в одну сторону. На бело-голубых аргентинских полотнищах замелькали лица Эвиты и генерала Перона. На трибуну поднялись сутуловатый седой мужчина и сильно накрашенная, но еще красивая женщина в ярко-розовом костюме. Забил барабан, толпа взволнованно подхватила марш с троекратным «Перон–Перон–Перон» в конце припева. Глаза женщины блестели. Казалось, еще секунда, и она скажет: «Не плачь по мне, Аргентина». Но она помолчала и сказала: «Буэнос диас, компаньерос» («Здравствуйте, товарищи»). Толпа радостно откликнулась. Мэр Матанцы, огромного рабочего предместья Буэнос-Айреса, бодро затараторил в микрофон: «Мы счастливы видеть на открытии нашей новой фабрики-школы президента Аргентины профессора Нестора Киршнера и кандидата в президенты Аргентины, сенатора Кристину Киршнер».
Последователь Перона — президент Нестор Киршнер (при нем Аргентина вышла из раздавившего страну 5 лет назад дефолта, очень похожего на российский 1998-го) — не пошел на второй срок, несмотря на популярность путинских масштабов. Его жена Кристина, которую он назначил преемником уже на нынешней неделе, почти наверняка станет новым президентом Аргентины — первой женщиной, победившей на выборах главы государства, но отнюдь не первой, ставшей лидером аргентинского народа.
ЭВИТА, ИЗАБЕЛИТА, КРИСТИНИТА И МУЖ ЭВИТЫ
Часто случается, что нация, пройдя через сильное историческое переживание, прикипает к нему навсегда. Опыт, единожды объединивший народ, превращается в историческую модель, которая стремится к самовоспроизводству. Для России это, например, опыт реформатора-самодержца. Для Аргентины — опыт Эвиты и Перона: единения народа в час испытаний под руководством сильного президента и его сильной, но доброй и заботливой жены. Сам Перон способствовал превращению единичного случая в систему: вернувшись в 1973 г. из изгнания, он сделал своим вице-президентом и преемником новую жену Изабеллу Мартинес (Изабелиту). После смерти престарелого Перона она стала президентом — по мнению многих, одним из самых неудачных в истории Аргентины.
Если спросить Кристину напрямик, старается ли она подражать Эвите Перон, ответ будет отрицательным. Но не так важно, что думает по этому поводу госпожа Киршнер. На перонистских митингах на плакатах под портретами Кристины написано «Эвита». Это всего лишь название очередной «эвитафильской» организации, но смотрится оно как подпись к фото.
Сенатор Антонио Кафьеро — последний живущий министр правительства Перона. Вернее, обоих правительств: первого, славного, 1940-х годов, когда Перон был с Эвитой, и второго, декадентского, — уже с Изабелитой. Небольшое поместье Кафьеро под Буэнос-Айресом — готовый музей перонизма: только в одной из гостиных под стеклом — костюм, в котором Перон последний раз выступал публично, и флаг, которым был покрыт гроб Перона на похоронах.
Из-за мощного вмешательства государства в экономику Кафьеро сравнивает Нестора Киршнера с Пероном первого периода правления. Конечно, Кристина Киршнер не Эвита, у них разные характеры. Эвита была страстная, импульсивная, а Кристина более рассудительна и умеет говорить не только с народом, но и с бизнесом, что у Эвиты получалось плохо. «Но она хоть и не говорит, как Эвита, но в восприятии простого народа как бы занимает ее место», — признается Кафьеро.
Кристине он дает свое благословение: она будет хорошим президентом, не то что Изабелита. «Зачем Перон ее сделал вице-президентом, мы и сами не поняли, — говорит Кафьеро. — Наверное, хотел повторить ту же комбинацию, что и с Эвитой. Но она была совсем другой человек. К тому же Изабелита возглавила страну, когда военные уже готовились взять власть». Кафьеро сожалеет: в том образе Эвиты, который существует за пределами Аргентины, много неправды, но признается: «Песня Don’tcryformeArgentinaтрогает сердце старого перониста; бывает, расчувствуюсь, опомнюсь, а на глазах слезы».
Невзирая на чувства последнего соратника Перона, американский фильм «Эвита» в Аргентине принято считать плохим. Поэтому аргентинцы сняли собственный — правильный. Эвиту в нем сыграла аргентинская звезда Эстер Горис.
Горис лечит простуду в мансарде своего дома, но даже с больным горлом до бесконечности готова говорить о своей Эвите. «Никто ее не понимает лучше, чем я. Я не всегда помню, что происходило в такой-то день со мной, зато отлично помню, что происходило в этот день с Эвитой», — поражается мистической связи Эстер. И тут же рассказывает в деталях несколько историй из жизни народной любимицы. «Эвита — это одновременно и Золушка, и Спящая красавица, — голосом Ренаты Литвиновой заключает Горис. — Золушка — это ее жизнь, а Спящая красавица — это то, как пришлось прятать от врагов ее тело и как оно вернулось к нам».
Ассоциация с Золушкой верна лишь отчасти: Эвита была дочерью кухарки из провинции, но одновременно — блондинкой без строгих моральных устоев, соблазнившей известного политика. Позже произошло преображение в «лучшего друга народа» и «духовного лидера государства». И знаменитое «не плачь по мне, Аргентина» на пороге смерти в 33 года. Потом Перона свергли, а тело Эвиты перепрятали в Европе. На родину оно вернулось через 20 лет — после возвращения к власти ее мужа.
Эстер Горис неприятно, что Кристина Киршнер немножко играет в Эвиту, хоть это и невозможно: «Я давно изучаю, кто из женщин поднялся к власти сам, а кто за счет мужа. Кристине дал власть муж. Эвите тоже дал власть Перон, но в конечном счете ее власть была намного больше, чем та, что он ей дал». Видно, что Эстер немножко ревнует: какая-то женщина покушается на роль Эвиты. «Я не считаю, что Кристина будет хорошим президентом, я хочу, чтобы президентом стал мой муж».
При этих словах, как в кино, в двери поворачивается ключ — и в квартиру входит гражданский муж Эстер Альберто Родригес Саа, кандидат в президенты от старой перонистской партии «Фронт справедливости и свободы». Альберто целует Эстер и гордо смотрит на гостей: он — муж Эвиты, хоть и кинематографической, а значит, и сам немножко Перон.
Совсем по-пероновски кандидат Альберто Родригес Саа общается с агитаторами с грузовика, который объезжает замусоренные улицы «Мальвинских островов» — рабочей слободкиБуэнос-Айреса, названной так после проигранной фолклендской войны.
Рядом с Альберто под белыми и голубыми флагами с лицами Перона и Эвиты — его брат сенатор Адольфо Родригес Саа. Адольфо был президентом Аргентины целую неделю — в пик кризиса за зиму 2001–2002 гг. в стране сменилось пять президентов. Но за эту историческую неделю он успел объявить знаменитый дефолт по внешним долгам.
ТАНГО КИРШНЕРА
Это в Москве не водят хороводов, а в Буэнос-Айресе действительно танцуют танго. Бизнесмен Альберто Оливетти и служащая профсоюза Нельда Льюис танцуют его три раза в месяц в старинном Канинг-клубе в районе Палермо. Клуб называется по своему прежнему адресу — улице имени английского адмирала Канинга. После фолклендской войны улицу переименовали, а название клуба осталось. Альберто и Нельда ходили сюда танцевать и в дни дефолта — чтобы веселый город не падал духом. Днем делали бутерброды и раздавали их на улицах тем, кто стоял в очередях у банков, а вечером танцевали, хотя народу тогда приходило намного меньше.
Все пять посткризисных лет ВВП Аргентины рос на 8% в год и теперь уже на 20% превышает докризисный уровень. Буэнос-Айрес, 5 лет назад почти превратившийся в город третьего мира, снова стал самым европейским городом Латинской Америки. Аргентинский экономист Лукас Ляч называет три причины быстрого воскрешения экономики страны. Во-первых, после девальвации аргентинец на рынке труда стал стоить в три раза дешевле — и иностранный бизнес развернул производство в Аргентине. Во-вторых, цены на главные продукты аргентинского экспорта — зерно и сою — выросли почти на половину. В-третьих, Киршнер все-таки неплохо управлял страной. В общем, всё, как в России.
И скромные радости народа те же. Рабочий Гуэвос Рамон после митинга в честь Кристины рассказал, что до дефолта работал сторожем на автостоянке, во время кризиса чуть ли не побирался, а сейчас точит запчасти для машин на заводе и получает на 500 песо (5000 руб.) больше, чем до кризиса.
Никто в Буэнос-Айресе толком не может объяснить, почему Киршнер на пике популярности вместо того, чтобы идти на второй срок, назначает преемницей жену. Политолог Росенда Фрага думает, что разгадал план Киршнера. По его мнению, он похож на план Путина. Нестор Киршнер — самый успешный президент за всю историю страны. Таким он и хочет уйти. Но уходя, хочет сохранить за собой реальную власть. Почему он выбрал в преемницы Кристину? Потому же, почему вернувшийся из изгнания Перон — Изабеллу. Он оставляет при жене своих ключевых министров, а сам даже может стать премьером. Обычно преемник борется за власть с предшественником; с Кристиной такой проблемы быть не должно. У политической писательницы Сильвины Вальхер другая версия: это Кристина не дает Нестору идти на второй срок и заставляет отречься от власти в свою пользу.
ПРИВЫЧНАЯ ЖЕНСКАЯ ДОЛЯ
По меркам западной демократии аргентинская модель «он плюс она» кажется странной. Но и мерки здесь другие. В Аргентине произошло то, что происходит в большинстве стран с короткой демократической биографией. Обыкновенные демократические институты вроде парламента и выборов есть, но они существуют в тени чего-то более важного. В Аргентине — в отличие от Западной Европы, но подобно России — личность важнее институтов. Перонизм — это не идеология, это особая культура власти. Даже старый перонист Кафьеро затруднился дать точное определение: можно быть правым перонистом — как бывший президент Менем (который привел страну к дефолту) и левым — как Киршнер.
Более того, одни и те же люди могут быть и левыми и правыми: курс Менема и Киршнера противоположные, а сторонники у них одни и те же, они же — сторонники Кристины. Смысл перонизма не набор идей, а модель отношения власти и народа.
В Аргентине со времен Перона и Эвиты эта модель предполагает участие женщины. Женщины с трудной судьбой (вроде провинциальной радиоактрисы Эвы Перон, или ресторанной танцовщицы Изабеллы Перон, или дочери провинциального водителя автобуса Кристины Киршнер) — доброго посредника между трудно живущим народом и сильным властителем. Формула предельно проста: нужно выйти к народу и искренне, со слезой в голосе сказать: «Он спас меня — значит, он сумеет спасти и вас».
Правда, Кристина Киршнер не такая уж Золушка. В отличие от Эвиты и Изабеллы у нее есть диплом университетского юриста, она много лет в законодательной власти. Но Кристина подчиняется правилам игры, выдавая с хрипотцой фразы простой тетки: «Я и раньше красилась, как дверь, и теперь буду».
Кто может победить Эвиту? Конечно, только другая Эвита. Поэтому второй по опросам после Кристины кандидат в президенты — другая женщина из народа, бывшая королева красоты провинциального штата Сан-Луис, располневшая и сильно накрашенная Элиза Каррио. Именно с ней будет бороться Кристина Киршнер, если дело дойдет до второго тура. Перонистская модель привела к тому, что в стране, где столетиями культивировался бытовой мачизм, за верховную власть борются две женщины.
КОВБОЙ У ПСИХОАНАЛИТИКА
Как большинство колониальных наций, выросших на освоении свободных пространств пассионарными мужчинами, аргентинцы — мачисты. В Буэнос-Айресе так много статуй генералов на конях, что, кажется, Аргентина участвовала во всех войнах XIX в. и все их выиграла. В XX в. главное выражение аргентинского мачизма — танго. Но это в столице, а за ее пределами, как и во все времена существования Аргентины, это гаучо — ковбой пампасов.
Дон Пепе щелчком отбрасывает окурок толстой сигары-самокрутки и из жилетного кармана достает визитку со своим официальным именем и профессией: «Хосе-Антонио Гевара, укрощение и продажа лошадей. В срочных случаях звонить на мобильный». Традиционный костюм гаучо так помят, будто он только что укрощал лошадь.
«Почему я говорю от имени всего аргентинского народа? Потому что мои предки прибыли сюда в 1572 году, и мы, Гевары, здесь семь поколений!» — так дон Пепе, дальний родственник Че Гевары, начинает отвечать на вопрос, нравится ли ему, что за власть в Аргентине борются две женщины. Судя по виду и тону дона Пепе, продолжением будет: «Уж я этим бабам спуску бы не дал». Но Гевара — современный гаучо. Ответив на звонок по мобильному (взбунтовалась лошадь?), он от имени всего аргентинского народа сообщает, что Элиза Каррио нравится ему куда больше, чем Кристина Киршнер. Дон Пепе вообще с удовольствием и знанием дела рассуждает об аргентинских женщинах-политиках. Он не имеет против Кристины ничего лично, но ему не нравится, что она собирается продолжать курс мужа Нестора. Но уж президентом она будет точно получше, чем Изабелита. А больше всех Хосе-Антонио Геваре нравится Эвита: «Перон стал тем, кем он был, благодаря ей. Она была мотором его души и ума».
А то, что за власть борются две женщины, так он не имеет ничего против. «Такова глобализация», — гордо произносит дон Пепе. В оплоте гаучизма, городе Сан-Антонио де Ареко (где на ранчо-«эстансиях» кроме самого дона Пепе живут до 3000 настоящих гаучо), скоро изберут женщину-мэра. А в Музее культуры гаучо уже 8 лет как директором служит госпожа Сесилия Смит.
Аргентина — первая в мире страна по числу психотерапевтов на душу населения (их больше 70 000). Самый знаменитый из них — герой теле- и радиоэфира доктор Хосе-Эдуардо Абади. Доктор Абади написал книгу о том, что аргентинские мужчины-политики не справились — на языке психологии — с символической ролью отца. «Роль эта состоит в том, чтобы отдавать, позволять расти, разрешать задавать вопросы», — формулирует психолог. В Аргентине же большинство политиков, дойдя до высших ступеней, высшую власть воспринимают совсем не по-отцовски — как что-то для себя. «Поэтому у нас диктатуры, популизм и коррупция, — вздыхает доктор Абади. — Зато роль отца теперь получают женщины». Однако, отдавая отцовство нации женщине, аргентинское общество, по своей исторической природе мачистское, испытывает психологический дискомфорт.
Кристина Киршнер имеет много общего не только с Эвитой Перон, но и с Хиллари Клинтон — тоже жена популярного президента, которая познакомилась с мужем во время учебы на юридическом факультете, тоже сенатор и тоже сильно красится. Может быть, победа Кристины предвосхитит избрание Хиллари. И тогда в северной части Америки, возможно, тоже вырастет спрос на психотерапевтов. Особенно в ковбойском Техасе.