Нет ничего более вечного, чем временное. Компромисс, который позволил закончить войну в Боснии, четырнадцать лет спустя грозит ей распадом
В Боснии, кроме бошняков, живут хорваты и сербы. Но за сборную Боснии и Герцеговины (БиГ) во время футбольного матча с Португалией в минувшую среду болели одни бошняки-мусульмане. Хорваты поддерживали португальцев, потому что те католики. Православные сербы матч вообще не смотрели, они болели за Россию в поединке со Словенией. По мнению бошняков, часть вины за то, что Босния в итоге проиграла и не попала на чемпионат мира, лежит на их непатриотичных соотечественниках. «За своих надо болеть!» — возмущался студент из Сараева Харис Бешич.
Национальный гимн перед матчем игроки и болельщики слушали в гробовом молчании. У гимна нет текста — война в Боснии закончилась в 1995-м, но петь хором и вообще делать что-то сообща живущие здесь бошняки, сербы и хорваты так и не научились. Трудиться над текстом к гимну, возможно, и не придется. Через 14 лет после Дейтонских соглашений, которые остановили войну в Боснии, страна в параличе.
Считалось, что за это время будут выработаны какие-то новые юридические рамки вместо документов, на которых держится вся конструкция. Дейтонские соглашения превратили Боснию в международный протекторат, разделенный по этническому признаку на два автономных образования: мусульманско-хорватскую федерацию и Республику Сербскую. Но вечно так продолжаться не может, а новой модели сосуществования стороны так и не придумали.
На прошлой неделе, несмотря на смерть сербского патриарха Павла, в Сараеве все же состоялось совещание по будущему Боснии. Ожидалось, что на нем объявят, когда высокий представитель (этакий внешний управляющий, поставленный международным сообществом над местными политиками) потеряет право вето на решения боснийских властей. Но прорыва не получилось. Ни в Боснии, ни за ее пределами нет единого мнения, можно ли эту бывшую югославскую республику отправлять в свободное плавание.
Буксуют и бутмирские переговоры — попытка заставить местных политиков договориться о приемлемой для всех стратегии развития страны вне Дейтонских соглашений. Бошняки выступают за централизацию страны, исходя из принципа «один парламент, одно правительство, один президент». Сейчас президентов три — по одному от каждой общины. Хорватам нынешняя ситуация тоже не нравится, но при этом они сами не прочь отделиться от бошняков. Или хотя бы лишить сербов широкой автономии. Сербы же отказываются от любого углубления интеграции и требуют сохранения статус-кво. Дейтонские соглашения — за исключением протектората — их в целом устраивают. В случае усиления давления со стороны Запада и федерации они грозятся провести референдум о независимости.
За последние недели политики три раза собирались на военной базе Бутмир близ Сараева, но безрезультатно. Милорад Додик, премьер-министр Республики Сербской, назвал эти встречи «бессмысленной авантюрой». В то же время лидер крупнейшей партии боснийских мусульман Сулейман Тихич заявил, что провал диалога может привести к возобновлению конфликта. Согласно отчету International Crisis Group по Боснии, до вооруженного противостояния дело вряд ли дойдет, но «страна находится в очень чувствительной и потенциально опасной фазе».
НАЗАД В ДЕВЯНОСТЫЕ
Границы между федерацией и республикой как таковой нет. Въезжающих в Республику Сербскую встречает табличка с надписью «Добродошли!» и изображением сербского триколора. Латиница сменяется кириллицей, минареты — колокольнями. По обе стороны границы стоят «кабриолеты» — так местные жители называют разрушенные во время войны дома. У них нет крыш, остались только стены.
Жертвами той войны, по данным Документально-исследовательского центра Боснии и Герцеговины, стали 99 000 человек. «Риск войны никуда не делся, радикальные силы только и ждут сигнала», — говорит Пантелий Чургуз, председатель Организации бойцов РС, объединяющей около 100 000 ветеранов войны. Главная проблема, по его словам, в том, что люди не научились доверять друг другу.
«Людей в республике с утра до вечера пичкают пропагандой: пейте сербский кофе с сербским молоком на сербском столе. У хорватов и бошняков то же самое, — говорит Светлана Сенич, бывший министр финансов в правительстве РС. — У нас три параллельных самовлюбленных общества, параноидально боящихся друг друга и избегающих любых соприкосновений».
«Ситуация катастрофическая, страна возвращается назад в 90-е», — сетует и 83-летний Раиф Диздаревич, который был председателем президиума Югославии незадолго до ее распада. Бошняк по национальности, он уверен, что местным политикам и олигархам это выгодно: «Хаос и страх позволяют сохранять власть, поэтому они сеют национализм».
Нежелание договариваться Светлана Сенич объясняет еще и тем, что тогда политикам придется совместно решать экономические проблемы: Босния еле справляется с рецессией. У страны большие долги. Треть населения на грани или за чертой бедности, 43% — официально безработные. Экономика держится на теневом секторе, а 60% госбюджета уходит на содержание госаппарата.
Опубликованный на минувшей неделе отчет Transparency International показал, что Босния — самое коррумпированное государство на Балканах. «Пока есть образ врага, все эти проблемы можно списать на него», — говорит Сенич. «Перемен не будет, потому что нынешние политические элиты — эти жрецы страха и ненависти — будут списаны в утиль, если БиГ станет функционирующим государством», — говорит лидер Социал-демократической партии Златко Лагумзия.
ПОКРЫТЫЕ МОЗГИ
Послушать сербского полковника Миленко Инжича, так все решается просто. Бошнякам нужно вспомнить, что они «не нация, а религиозная группа», и решить, к кому присоединиться: к сербам либо к хорватам. А те поделят страну между собой. «Но это утопия», — признается полковник. Инжич не хочет интегрироваться с хорватами и бошняками, особенно с последними. Их в Боснии почти 44%, а сербов чуть более 30%. Бывший военный уверен, что в централизованной Боснии решения будут приниматься в ущерб сербам.
Большинство его старых друзей и сослуживцев «либо в гробу, либо в Гааге». Его бывшего шефа — генерала Станислава Галича — международный трибунал по бывшей Югославии приговорил к пожизненному заключению. Бошняков полковник именует не иначе как «белой “Аль-Каидой”». «Все эти разговоры о евроисламе — ерунда. У мусульман цель одна — завоевать мир», — уверен он. И добавляет, что имамы уже якобы приплачивают бошнякским женщинам за ношение платков.
Мусульманка Разия Тунович, ныне пенсионерка, а ранее глава издательского дома «Око», платок не носит, а доводы Инжича считает абсурдными. «В Лондоне и Париже больше девушек в хиджабах, чем в Сараеве, — парирует она. — Проблема не в покрытой голове, а в покрытых мозгах». Она сравнивает политическую ситуацию в стране с шариком, который все больше надувают. При этом она опасается, что — как и во время войны — в случае кризиса пострадают в первую очередь бошняки. «У большинства хорватов и сербов есть гражданства соответствующих стран, а нам некуда идти», — говорит она.
«Какая разница, что у меня двойное гражданство? Я здесь родилась и люблю эту землю», — горячится знаменитый археолог Снежана Василь, хорватка по национальности. Ей по-прежнему периодически предлагают «дуть назад в свою Хорватию» и кричат вдогонку слово «усташи» (так себя называют хорватские фашисты).
«Нам надо срочно перестать думать в категориях национальностей и религий, а то уже до абсурда доходит», — говорит киноактер Мирза Танович, член созданной в прошлом году мультиэтнической партии «Наша странка». Он знает боснийских мусульман и хорватов, которые принципиально не читают Пушкина и Достоевского, потому что они русские, то есть православные, а значит, «воевали бы на стороне сербов». Мирза называет себя боснийцем, а не бошняком. Своему сыну он специально дал иностранное имя Эдди — чтобы не судили по имени.
ДЛИННЫЙ НОС
Главный стимул к интеграции для боснийцев — это форсированное вступление в Евросоюз и НАТО. Нынешний высокий представитель в Боснии австрийский дипломат Валентин Инцко в этой связи грозно предупреждает: «Имейте в виду: ЕС и НАТО высокоорганизованные альянсы, которые обойдутся и без Боснии. ЕС и без Австрии долго обходился».
Россия такое давление на боснийских — читай сербских — политиков не одобряет. «Менять статус-кво можно, но очень осторожно. Результат должен устраивать все стороны», — говорит Дмитрий Иорданиди, советник по политическим вопросам российского посольства в Сараеве.
На Смоленской площади собеседники категоричнее: «Совершенно непонятно, зачем Западу форсировать изменение конституции. Это опасный эксперимент. Ситуация в стране сложная, но не радикальная. Рабочая. Надо на время оставить боснийцев в покое. Они отлично уживались до войны. Если наши партнеры перестанут совать свой длинный нос, они со временем сами разберутся».
При всем своем неприятии конституционных изменений Москва выступает за скорейшую отмену статуса протектората и полномочий высокого представителя. Видимо, потому, что именно его «длинный нос» часто суется в дела братской Республики Сербской, как произошло этим летом, когда сербы попытались установить приоритет своих законов над сараевскими.
Против отмены протектората выступают в первую очередь США и Турция. Они опасаются, что без иностранной опеки страна впадет в хаос. В ЕС по этому поводу общего мнения нет. «Американцы всегда подходят к делу эффективно, но не очень чувствительно. Европейцы — чувствительно, но не эффективно, — разъясняет расстановку сил экс-премьер РС Младен Иванич. — А русские здесь, просто чтобы напомнить о том, что они еще важные». Высокий представитель, по словам Иванича, должен представлять эти несовместимые подходы. «Его уход — вопрос времени», — говорит политик.
Иванич уверен, что без внешнего вмешательства местным политикам будет легче договориться. По вступлению в ЕС консенсус уже налицо, считает он. У сербов есть сомнения по поводу НАТО — ведь альянс еще недавно бомбил сербские города. «Я не могу этого забыть, — говорит Небойша Радманович, нынешний президент от РС в боснийском триумвирате. — Но, будучи прагматичным политиком, считаю, что вступать надо».
ДИНАМИТ ДЛЯ БУДУЩЕГО
Недзад Ракай, хозяин ресторана «Морича Хан» на самой оживленной улице Сараеве, в Евросоюз категорически не хочет. Он переживает, что это навредит его бизнесу: в кафе запретят курить и вырастут цены. Ракай и без всяких реформ хорошо уживается с соседями: «Мне все равно, какой национальности клиент. Мы тут деньги делаем, а не языками чешем. Главное, чтобы войны не было».
Ракай делает глубокую затяжку и показывает на столик в углу: «Вот там этим летом компания русских сидела. Давно их тут у нас не было». Клиенты очень удивились, что в меню нет алкоголя, но в итоге удовлетворились минералкой и оставили хорошие чаевые. «Я даже перестал злиться, что мы прошлой зимой из-за войны русских с украинцами 12 дней без газа сидели», — шутит он.
Недалеко от ресторана «Морича Хан» актер Камерного театра Сараева Мики Трифунов играет в шахматы большими пластиковыми фигурами по начерченному на асфальте полю. Он в Евросоюз тоже не хочет. Боится, что запретят варить ракию (местный самогон). «Европа — это старая уставшая шлюха. А будущее здесь — на Балканах», — философствует 50-летний серб. Он сравнивает Боснию с шахматной доской и говорит, что мир настанет здесь только тогда, когда великие державы наиграются.
Рядом стоит ларек с портретами и календарями с изображением Тито. Сувениры уходят на ура. О том, что при Тито им жилось лучше, говорит большинство жителей страны старше 35 лет вне зависимости от национальности. «Югоностальгия» объединяет бошняков, сербов и хорватов. Многие говорят, что из кризиса их сможет вывести только человек, сравнимый с Тито. «Не вижу таких людей среди нынешних политиков, — вздыхает Раиф Диздаревич, современник Тито. — Но не надо ждать мессию. Надо делать условия его появления». Диздаревич надеется на молодое поколение, родившееся после войны.
«С нынешней сегрегированной системой образования надеяться не на что, — утверждает его племянник, глава Хельсинского комитета по правам человека Боснии Срдан Диздаревич. — В разделенных по этническому принципу школах не европейцев воспитывают, а будущих воинов. Это динамит для будущего». Сам правозащитник своих внуков отдал во французскую школу: «Там из них хотя бы расистов не сделают».