Гнездо кукушки

Психиатрия теперь служит не столько борьбе с инакомыслием, сколько переделу собственности

Последние несколько лет Наталья Сергеева живет напротив Смольного в психоневрологическом интернате №1 (ПНИ). Ее палата — на втором этаже. На третьем — палата ее мужа Виталия. Она ходит к нему в гости каждое утро. У обоих — олигофрения в легкой степени. С таким диагнозом дети учатся в обычной школе. Такой диагноз не мешал давать показания одному из свидетелей обвинения по делу ЮКОСа. Виталий, несмотря на диагноз, работает грузчиком и получает пенсию по инвалидности. А вот Наталья не имеет прав ни на работу, ни на мужа, ни на детей. Она признана недееспособной. Когда Сергеева расписалась с дееспособным Виталием, их брак тут же расторгла прокуратура.

До недавнего времени такие как Наталья Сергеева даже не могли сами подать заявление в суд, чтобы восстановить свою дееспособность. Сейчас у них впервые появилась надежда: на прошлой неделе в Думу внесены поправки в Гражданский кодекс и закон «О психиатрической помощи». Процесс сдвинулся с мертвой точки год назад, когда признанный недееспособным петербуржец Павел Штукатуров выиграл в Страсбургском суде свое дело. Европейские судьи признали, что право Штукатурова на личную и семейную жизнь было нарушено. Эксперты говорят, что таких случаев в России пруд пруди.
По данным Независимой психиатрической ассоциации (НПА), за последние десять лет число недееспособных в России выросло в 3,5 раза. Их теперь почти миллион человек. «90% из них лишились всех прав из-за передела собственности», — утверждает Любовь Виноградова из НПА. По ее словам, 60% родственников не хотят жить с такими больными, зато охотно пользуются их имуществом. А психиатры в больницах и интернатах получают за каждого недееспособного надбавки — получается взаимовыгодное сотрудничество. Чем больше у человека собственности, тем меньше у него шансов вернуться в мир здоровых людей, считают эксперты.
То, что недееспособные не могут сами обжаловать законность своего статуса, Конституционный суд России еще два месяца назад назвал «внеправовой ловушкой». Суд также постановил, что насильственное помещение в психушку противоречит Конституции. Теперь, если законопроекты будут приняты, человека смогут поместить в психбольницу только по решению суда и только если он сам присутствует в суде. В НПА говорят, что ситуация не изменится, пока не заработает институт независимой психиатрической экспертизы, к которой могли бы прибегнуть сами больные и их опекуны.

ЗАСТРАХУЙ РОДСТВЕННИКА
В Центре социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского утверждают, что практика лишения людей дееспособности не порочна по своей сути. «Из-за старческого слабоумия или отравления организма в результате онкологических заболеваний пожилые люди зачастую подписывают любые документы не глядя», — говорит Ирина Абрамова из Центра имени Сербского. Лишая их дееспособности, родственники просто хотят подстраховаться, и это можно понять, считает Абрамова.
Так подстраховались родители душевнобольного Игоря Дорошева, когда десять лет назад лишили его дееспособности. После их смерти Игорю достались две квартиры в Санкт-Петербурге и земля за городом. И вот теперь у его единственной родственницы и опекуна — преподавателя математики в престижном питерском Университете экономики и финансов Елены Дорошевой появился повод для беспокойства. Психиатры вдруг обратились в суд с иском. Они добиваются, чтобы Игорю вернули право распоряжаться своей собственностью. У психиатров такое право есть. «Я так себе картину представляю: Игорь все так же болен, но при этом становится дееспособным и отписывает все свое имущество кому надо», — переживает Дорошева.
А 73-хлетняя Галина Цуканова уже второй год пытается доказать свои права на квартиру в подмосковном Королеве. Она купила ее вместе с племянницей, но, когда собралась туда переехать, племянница и ее муж заявили, что их тетка сумасшедшая, и отвезли ее в психиатрическую больницу в Хотьково. Как говорит адвокат Цукановой Елена Маруневич, если бы не многочисленные подруги активной бабушки, ей бы уже ничего не помогло: «Ее спасли их звонки врачам и поездки в больницу». Теперь в суде Королева лежат два иска: один от Цукановой о вселении в свою квартиру и другой от ее родственников — о признании тетки недееспособной и оформлении над ней опекунства.
«По закону распоряжаться собственностью недееспособных нельзя, но на практике эти запреты можно легко обойти», — говорит адвокат Дмитрий Бартенев из питерского Психиатрического правозащитного центра. Например, оформляя сделку, можно просто не сообщать органам регистрации, что владелец недвижимости недееспособен.
Не только родственники, но и врачи-опекуны, бывает, сдают в аренду квартиры своих пациентов, а иногда и приватизируют их, рассказывает Бартенев. А для органов социальной опеки, например, отправить детдомовца в психоневрологический интернат — способ сократить очередь на жилье. Для недееспособных детдомовцев опекуном становится интернат, и им сложнее всего. «Скорее осужденный на пожизненное заключение дождется помилования, чем недееспособного восстановят в правах», — говорит питерский адвокат Светлана Хаустова.

РОДИТЬ НА СВОБОДЕ
Наталья Сергеева из ПНИ №1 была седьмым ребенком в семье. Ее родителей лишили прав за пьянство, и Наташа оказалась в детдоме. «За любое непослушание нас могли отправить в дурку, — рассказывает она. — А потом как под копирку всем ставили один и тот же диагноз “олигофрения в легкой степени дебильности”».
Выйдя из детдома в 1997 году, 18-летняя Наталья въехала в комнату, которую ей оставил отец в городе Пушкин — престижном пригороде Санкт-Петербурга. Но там она прожила недолго: познакомилась с парнем, забеременела и поехала рожать. В роддоме дочку у нее забрали и через три дня отдали на усыновление — на том основании, что она больна. А на саму Наталью надели смирительную рубашку и отправили в питерскую психбольницу имени Кащенко. Через год ее лишили дееспособности, о чем сама Наталья узнала только через семь лет, когда ее перевели в ПНИ №1.
В этом интернате в комнатах живут по 4–5 человек. Здесь общая ванная на этаж, сверху капает вода и прямо на голову сыпется штукатурка. Замков нет, и в любой момент кто-то может зайти. Здесь Наталья встретилась с Виталием Кочеровым — он жил в ПНИ уже 20 лет. Когда она от него забеременела, ее отправили делать аборт. По документам — добровольно. «Не подпишешь согласие — отправим как буйную в психушку, заколем так, что все равно родишь дебила, — вот и вся “добровольность”, — рассказывает Наталья про аргументы врачей. Только тогда она узнала, что недееспособна и что ее согласия на аборт даже не требуется.
Сейчас Наталья рада, что ее хотя бы не постигла участь женщин из Озерского ПНИ в Пермской области. Там пациенток с диагнозом «олигофрения» отправили на аборт на пятом месяце беременности и стерилизовали по заявлению их опекуна — директора интерната. О том, что стерилизовать недееспособных можно лишь по решению суда, главврач якобы не знал. «До этого аналогичные случаи были в Подмосковье», — говорит Любовь Виноградова из НПА.
Сами врачи объясняют, что некоторые душевнобольные просто не могут контролировать свои половые связи. «Эту “сексуальную расторможенность” обычно пытаются заглушить лекарствами», — говорит главный психиатр Архангельска Анатолий Богданов. Психически больных можно стерилизовать лишь с их согласия, поясняет он, и то, если женщине больше тридцати и у нее уже есть двое детей. В отношении недееспособных это должен решать суд. Аборты же делают по медицинским показаниям, впрочем, наличие психических заболеваний к ним не относится. Другое дело, если больная, будучи беременной, получала лекарственную терапию и это может повлиять на плод или ухудшить ее собственное состояние, говорит Богданов.
После аборта в 2006 году Виталий и Наталья сбежали из ПНИ, чтобы родить ребенка на свободе. Они сняли комнату в городе и, скрыв недееспособность Натальи, поженились. В мае 2007-го у них родилась дочка Аня. Но в роддоме повторилась та же история, что и десять лет назад: девочку забрали. По представлению прокуратуры их брак признали недействительным, а Аню отправили в дом ребенка для детей с психическими отклонениями. Причем в самом доме ребенка в Купчине Newsweek сообщили, что ребенок здоров и опережает своих сверстников в развитии.
Виталий мог бы вернуть себе дочку, но у него нет своего жилья. Единственный выход — добиться для Натальи дееспособности, чтобы они смогли переехать в ее комнату в Пушкине. Наталья не была там уже 12 лет. Опекуны — руководство интерната — не дают ей ключи и не говорят, кто там живет.
На сбор необходимых справок и экспертиз Наталья и Виталий потратили все деньги. В восстановлении дееспособности Сергеевой отказали — врачи убедили суд, что Наталья не сможет жить вне стен интерната. В итоге Наталья и Виталий не смогли вернуть себе ни комнату, ни дочку. Они были вынуждены вернуться в интернат: она — в палату на втором этаже, а он — в свой закуток на третьем.