«Серый кардинал» — понятие не больно четкое. Это некоторый изящный фразеологизм, более того, фразеологизм, порожденный недостаточной точностью перевода. Выражение это пришло из романа «Три мушкетера», где таковым прозвищем назывался вскользь помянутый сподвижник первого министра, кардинала Ришелье Жозеф дю Трамбле. Определение «серый» («gris») в данном контексте есть указание на принадлежность к монашескому сословию, принципиально удаленному от политики, — в противоположность кардиналам, князьям церкви, весьма часто вникающим в мирские дела. В русском же «серое» ассоциируется с невзрачностью, убогостью, неприметностью, а также с некоторой зловещностью, чего Дюма совсем не имел в виду.

Смотрите, кто пришел!

Однако образ великолепно пришелся ко двору. Именно в бюрократическом XX веке явилось множество столь же невзрачных, сколь и зловещих личностей, наделенных обширной властью. Былой блеск трона, непременно сопряженный с понятием власти, исчез вместе с падением тронов — но власть-то никуда не делась, а только внешне поблекла, т. е. сделалась неприметно серой. Ленинская скромность в быту (подлинная или притворная) — свойство, которым отличались многие, хотя и не все, серые кардиналы.

Главная методологическая трудность исчисления фаворитов, Парменов, миньонов, друзей цезаря etc. состоит в том, что неясно, куда отводить безусловных лидеров государства, признаваемых всеми в качестве таковых, без чьего слова ничто не движется — но при этом не занимающих никакой официальной должности. Различие тут в том, что фаворит (какой-нибудь Коржаков), по общему мнению, «много на себя берет», т. е. злоупотребляет правами наперсника, тогда как сказать нечто подобное про Дэн Сяопина было бы затруднительно — во-первых, не наперсник, во-вторых, сколько надо, столько и берет, а все прочие с этим тут же соглашаются. Между тем вовсе выключить таких героев из рассмотрения тоже нельзя, ибо превращение скромного технического работника во всесильного диктатора, не располагающего, однако, никакими внятными официальными полномочиями, — вещь довольно распространенная, и очень трудно установить тот пункт, где происходит превращение кардинала серого в просто кардинала. Вероятно, следует смириться с неизбежным произволом, возникающим при попытках определить статус неформального национального руководителя — серый он или не серый. Как гласит русская пословица, «бур бес, сер бес, все одно бес». Установив это, переходим к нижеследующему рейтингованию.

Распутин

Из всех знаменитых в России персон XX века личность одного лишь Г. Е. Распутина отчасти соответствует первоначальной семантике серого. Монахом, правда, Распутин не был ни в каноническом, ни в фактическом отношении, ибо обет трезвости и целомудрия он блюл глубоко неформальным образом. Однако же должность божественного старца — это все-таки нечто духовное, тогда как прочие участники рейтинга — персоны абсолютно светские. Степень фактического влияния » черного кардинала» Г. Е. Распутина на принятие важных политических решений оценивается по-разному. Одни убеждены, что в последние годы монархии ни одна существенная проблема не решалась без непосредственного участия » святого черта», другие полагают, что духовная активность Распутина, сводившаяся преимущественно к пьяным оргиям, на принятие решений особого действия не оказывала, а неслыханная влиятельность Распутина была изобретена тогдашними Киселевыми и Доренко в ходе информационной войны против Царского Села. Впрочем, важен не Цезарь — важна легенда о Цезаре, и легенда о Распутине безотносительно к ее исторической адекватности является до сего дня изрядной полемической дубиной. Ни одна информационная война последнего десятилетия не обходилась без того, чтобы всякое приближенное к Кремлю лицо (хотя бы и совершенно лишенное вредных бытовых привычек) не было сравнено со старцем.

Березовский

По частоте таковых сравнений первое место уверенно занимает публичный политик Б. А. Березовский. На то есть много причин. Во-первых, подобно тому как это было с Распутиным, религиозно-духовная жизнь твердого в православии Бориса Абрамовича является предметом всеобщего внимания (» Борис Абрамович, вы или крестик снимите, или трусы наденьте» etc.). Во-вторых, на страницах прессы Б. А. Березовский сам себя выставляет в образе пылкого женолюба и человека, охочего до вина, хотя это и вредно для его печени. В-третьих, в народе бытует мнение, что Борис Абрамович настырен до совершенной неуязвимости (или неуязвим до чудовищной настырности) — что ты с ним ни делай, каких пинков ни давай, бодрый Б. А. Березовский выскакивает вновь, как чертик из коробочки — и с новыми надежными схемами. Типологически это сильно напоминает длительные труды кн. Ф. Ф. Юсупова и В. М. Пуришкевича по лишению старца жизни: съев пирожных с цианистым калием, старец только икнул, когда в него разрядили револьвер, старец прытко побежал etc. Реакция Бориса Абрамовича не только на фигурально-политические яды и пули, но даже и на совершенно натуральную адскую машину, заложенную под него в 1994 году авторитетом Сильвестром, была совершенно сходной. Когда человек со столь многообразными дарованиями оказывался еще и приближен к семье правителя, не нужно было никакого специального политологического образования, чтобы сделать однозначно напрашивающийся вывод.

Суслов

Многолетний член Политбюро ЦК КПСС М. А. Суслов необычайно способствовал распространению понятия » серый кардинал» — хотя против своей воли и, скорее всего, даже не подозревая об этом. Служение на посту шефа-идеолога в период диссидентского брожения умов не могло не создать Суслову однозначную репутацию коммунистического Победоносцева, а равно коммунистического Торквемады, благо и сам Михаил Андреевич ничем не мешал созданию такой репутации, а только помогал: крайне идейно твердая позиция по всем насущным вопросам в сочетании с афористической фразой «На идеологии мы не экономим» не могли не укрепить фрондирующее общество в убеждении, что тов. М. А. Суслов — гонитель и душитель всего живого. Образ дополнялся личными (не идеологическими) особенностями Суслова, делавшими его весьма схожим с чеховским «человеком в футляре». Шеф-идеолог не имел вредных привычек, очень любил даже в весьма теплую погоду ходить в сером (!) габардиновом плаще, терпеть не мог быстрой езды, запрещая водителю своего членовоза ездить со скоростью более 40 км/ч. Наконец, крайняя худоба и безжизненное выражение лица идеально дополняли общий малопривлекательный образ серого кардинала. Если бы члены Политбюро имели обыкновение устраивать капустники или балы-маскарады, тов. М. А. Суслов, снабженный косой и песочными часами, мог бы представлять Костлявую. Шестидесятники в детстве своем все зачитывались Дюма — остальное понятно.

Коржаков

Перекличка с исходным образом средневекового монаха наблюдалась и тут, правда, перекличка эта была создана не столько реальными фактами биографии ген. Коржакова, сколько силой литературного таланта, присущей критикам Александра Васильевича. В период максимального ухудшения взаимоотношений между » Мостом» и Кремлем (1994-1995 годы), аналитик Е. А. Киселев и вдохновленный анализами последнего сатирик В. В. Шендерович согласно изображали А. В. Коржакова премудроковарным демоном, науськивающим Б. Н. Ельцина на все светлое и чистое и внушающим ему цинические мысли. При этом сатирик, в трудные минуты борьбы всегда вдохновляющийся лучшими образцами просветительской идеологии XVIII века, изображал А. В. Коржакова монахом — служителем святейшей инквизиции, по манию руки которого в великолепных аутодафе сжигали злых еретиков. Результат демонизации А. В. Коржакова был странен. Когда возгордившийся охранник надоел Б. Н. Ельцину и был изгнан — «Был ты веник грязный, им ты вновь стань!», — опальный генерал не сообразил, что отныне он уже не друг цезаря и, следственно, не князь тьмы, каковым он был лишь по должности, но не по природе. Александр Васильевич, в котором филиппики Е. А. Киселева, разожгли болезненное честолюбие, продолжал считать себя личностью демонической, но, поскольку такого мнения держался лишь он один, его последующая политическая карьера по причине такой неадекватности резко не задалась.

Волошин

Александр Стальевич был не менее горделив, нежели Александр Васильевич. Александра Васильевича колесо фортуны вознесло к высотам отечественной и мировой политики с должности рядового топтуна, Александр Стальевич начинал свою карьеру помощником машиниста на паровозе, а в итоге сам сделался локомотивом истории. Александр Стальевич, подобно Александру Васильевичу, вдрызг разругался со свободолюбивым Гусинским, вследствие чего на экране опять в чрезвычайном количестве явились зловещие монахи, костры инквизиции и тому подобные атрибуты проклятого прошлого. Готический роман — важнейший интеллектуальный инструмент прогрессивной политологии. Успех романа «Коржаков, или Князь тьмы» был несомненен, и все с нетерпением ждут развязки нового романа » Волошин — administrator diaboli».

Бурбулис

Нынешний новгородский вице-губернатор, духовно окормляющий губернатора Прусака и скромно надеющийся сделаться членом реформируемого сената, знавал некогда лучшие времена. Г. Э. Бурбулис преподавал научный коммунизм в г. Свердловске в те времена, когда тамошний первый секретарь обкома Б. Н. Ельцин практически занимался построением коммунизма. Узы землячества оказались кстати, когда свердловчане совместно занялись разрушением коммунизма. Бурбулис был правой рукой Ельцина с 1989 года, а осенью 1991 года, когда Ельцин обрел верховную власть, преподаватель научного коммунизма был назначен государственным секретарем — первым и единственным в новейшей отечественной истории (до Бурбулиса был еще попович — то есть в некотором роде тоже преподаватель — Сперанский, занимавший пост секретаря государственного совета). Намерения Бурбулиса были, вероятно, весьма благими, да и в несытом казнокрадстве его никто так и не обвинил — небывалый случай в новейшей истории России, однако, будучи персоной с глубоко отрицательным обаянием, госсекретарь искренно был убежден в обратном и всюду стремился это свое обаяние публично демонстрировать. Публике это надоело чрезвычайно быстро, Б. Н. Ельцину с некоторым запозданием это тоже надоело, и первый из посткоммунистических серых кардиналов канул в безвестность.

Павловский

Г. О. Павловский, как было принято писать в предисловиях к трудам писателей-немарксистов, «прошел сложный и противоречивый путь». Он прельщался идеями 1968 года, был социалистом с человеческим лицом, проходил по делу «новых социалистов», покаялся, отбыл снисходительное по тем временам наказание, живо участвовал в перестройке, много хулил Б. Н. Ельцина, осудил события осени 1993 года в горячем воззвании к властям «Знайте, суки, мы не с вами!», однако затем душевно охладился, и его отношение к верховной власти утратило прежнюю бескомпромиссность. Лета к суровой прозе клонят, и в совершенных летах ценность государственного порядка представляется несколько более высокой, чем это виделось некогда в бунтарском 1968 году. Самые лучшие консерваторы, как известно, выходят из былых свободолюбцев и даже народовольцев. Павловский, как человек умный и хитроискусный, учредил Фонд эффективной политики и с 1996 года продает власти различные полезные для нее эффекты. Поскольку эффекты оказываются действенными, это уже вызывает у оппозиционной публики сильнейшее раздражение, а к тому еще добавляется демонический облик Глеба Олеговича: он облачен в черное, физиогномия ехидная, очки сдвинуты на нос, голова стрижена в горшок так, что не хватает только тонзуры и короткой сутаны. Но и без этих атрибутов всякий герой А. Н. Островского, глянув на Г. О. Павловского, констатировал бы, что «рожа совершенно езуитская». Констатирует это и публика, уважительно поставив Г. О. Павловского в один серокардинальский строй с М. А. Сусловым и Г. Э. Бурбулисом. Таковы бывают превратности сложного и противоречивого пути.

Гопкинс

В устойчивых демократиях серых кардиналов бывает меньше. Не столько потому, что они там не нужны — они всегда нужны, сколько потому что вони не оберешься. Однако стоит этой стабильности немного хизнуть — и кардиналы сразу же тут как тут. В правление Рузвельта-младшего (1933-1945 годы) к (весьма многим) священным коровам конституционализма и демократии относились диалектически, да и время было весьма суровое — что в Америке, что во всем мире. Понятно, что тут же явился и серый кардинал Гарри Гопкинс, сын шорника (т. е. производителя конской упряжи) и ближайший друг президента. В течение краткого времени он занимал посты начальника управления социальной помощи и министра торговли, а затем служил при Рузвельте в качестве Пармена. В 1992 году в попытках определить, какую же должность занимает Бурбулис, его именовали просто бурбулисом РФ, сына шорника с тем же успехом можно было бы называть гопкинсом США.

Риган

Президент Рейган считал, что федеральное правительство должно как можно меньше заниматься делами управления, а сам был склонен к некоторой голливудской неге. Обыкновенно, когда верховный правитель любит побыть вдали от дел, в его окружении сразу находятся люди, любящие побыть вблизи от дел. Таким человеком стал начальник аппарата сотрудников Белого дома Дональд Риган, которого пресса и политики-конкуренты поливали в лучшем стиле Гусинского-Березовского, а советская пресса, любившая рассказать что-нибудь нехорошее про Рейгана и иже с ним, с удовольствием пересказывала проклятия, обрушивавшиеся на голову коржаковского предтечи.

Адамс

Президент Эйзенхауэр также был склонен к неге, рыбной ловле и игре в гольф и к тому же перенес на своем посту два инфаркта. Коржаковым у Эйзенхауэра служил начальник аппарата Шерман Адамс, которого копытили с таким увлечением, что Эйзенхауэру пришлось его уволить.

Шлейхер

Генерал Курт фон Шлейхер (говорящая фамилия, Schleicher по-немецки значит «проныра») служил при президенте Гинденбурге Борисом Абрамовичем, постоянно представляя ему надежные схемы насчет того, как всех развести, все разрулить etc. Последнее разруливание, приведшее к власти рейхсканцлера А. Гитлера, оказалось неудачным для Германии вообще и для Шлейхера в частности — он был убит 30 июня 1934 года в » ночь длинных ножей».

Гинденбург-младший

Сын президента Гинденбурга Оскар фон Гинденбург ввиду старческой расслабленности отца служил при нем в качестве то ли личного секретаря, то ли Пармена, используя это к немалой выгоде для своего хозяйства (аграрные субсидии). Несколько запутавшись в делах субсидирования и боясь огласки, способствовал разруливанию, описанному выше.

Moralite

Знакомство с личностями, вышедшими в политику посредством кристальной демократической процедуры (депутатами Государственной Думы, например) вызывает у аналитиков различные сетования, сводящиеся к душевному воплю: «Господи! Где же они таких идиотов набрали!» Знакомство с личностями, приблизившимися к трону, минуя горнило демократических выборов, вызывает вопль не менее душевный: «Неистовый тиран родной страны своей, // Взнесенный в важный сан пронырствами злодей!» Демократический Алкивиад и недемократический Пармен вызывают у аналитиков и публицистов равное неприятие. Если бы они предложили еще какой-то третий путь выведения политиков — цены бы их анализам не было.