Беспризорных детей в России стало меньше. А беспризорных подростков – нет. Они отвергают большой мир и создают собственный – только для своих
Ася выросла на улице. Семь лет назад, после того как ее мать села за убийство ее отца, она ушла из дома. Некоторое время жила на Курском вокзале, потом перебралась под популярную у московских беспризорников железнодорожную платформу «Серп и Молот» Горьковского направления. Сейчас Асе 20 лет, она живет в подмосковном Орехово-Зуеве, в квартире, которую получила в наследство от бабушки. Формально она уже не бездомная, но стиль жизни не поменяла. Она нигде не учится, нигде не работает. Общается только с такими же выросшими на улице подростками. Они переехали к ней жить. Целыми днями они, когда не добывают деньги, играют в карты. Все на героине, у всех ВИЧ и гепатит С.
Детский фонд ООН (ЮНИСЕФ) еще в декабре опубликовал исследование «Дети улиц: состояние и проблемы». В нем две новости — хорошая и плохая. Хорошая: бездомных детей в Москве стало намного меньше. В России число беспризорников сократилось с трех миллионов до одного, в одной Москве — с 50 000 до 3000. Плохая: у них подросли наставники, и поэтому они лучше прячутся.
Наставники — это и есть взрослые беспризорники вроде Аси и ее друзей. На улицу они попали в 1990-х еще детьми. Тогда они и научились выживать, доставать еду, одежду и деньги. Вернуть их к нормальной жизни практически невозможно: они держатся обособленно, образуют свою отдельную общественную прослойку и воспитывают новое поколение, еще лучше приспособленное к подпольной жизни.
Работающие с бездомными детьми волонтеры благотворительных организаций подтверждают: в общественных местах их теперь действительно почти не встретишь. В 2002 году перед МВД поставили задачу — очистить город от малолетних бродяжек. Работников метрополитена, вокзалов и торговых центров обязали сообщать о подозрительных несовершеннолетних в милицию и социальные службы. Задача вроде бы выполнена.
«Сейчас беспризорников не видно. Никто не попрошайничает в метро, не околачивается около вокзалов», — говорит Татьяна Свешникова, волонтер фонда «Курский вокзал. Бездомные дети». Сотрудники общественных организаций, помогающих бездомным детям, этому рады. «Чем быстрее ребенок будет изъят с улицы, тем меньше у него шансов связаться с дурной компанией, попробовать наркотики, заболеть, стать жертвой преступников», — объясняет Елена Харитонова из ЮНИСЕФ. Но активисты уверены: многие из отловленных беспризорников снова возвращаются на улицу, научившись не попадаться милиции на глаза.
Многие уличные дети принципиально не хотят возвращаться в семью, говорит Наталья Васильева, социолог Московского гуманитарного университета. По статистике, больше 70 000 родителей в год лишаются родительских прав. «Куда им возвращаться — опять в тот же кошмар, из которого они сбежали? — рассуждает Васильева. — Кроме того, методы изъятия детей с улиц далеко не идеальны. Из милиции их отправляют в больницу, где они находятся в изоляции около месяца, это и для взрослого человека большой стресс».
На самом деле бездомные подростки перебрались из центра Москвы в спальные районы, где та же милиция обращает на них меньше внимания. Они прячутся в подвалах и на чердаках, а на улицах ведут себя осторожно. Их не всегда видно, но это не значит, что их нет: милицейские сводки — упрямая штука, с ними не поспоришь. Количество групповых преступлений, совершаемых несовершеннолетними в Москве, выросло в первом полугодии 2009 года на 17%, если сравнивать с аналогичным периодом 2008-го. На 6% больше подростков поставлены на учет как «социально опасные» и «склонные к преступлениям».
Главным образом — это подтверждают и данные ЮНИСЕФ — на улице остались подростки 16–17 лет. Они живут сплоченными группами по пять-десять человек, не голодают, имеют возможность купить себе одежду. Уличные дети окончательно потеряли доверие к взрослым. «У них свой мир, кто извне — чужие, враги. Они держатся друг за друга, вместе живут, у них все общее. Деньги воруют, выпрашивают у прохожих, иногда работают», — рассказывает Татьяна Свешникова из фонда «Курский вокзал. Бездомные дети».
Сотрудники организации Samusocial, которая помогает беспризорным детям, сообщают, что последние несколько лет во время своих рейдов они встречают одних и тех же бездомных подростков, которые с удовольствием принимают помощь, но категорически отказываются уходить с улицы. «Они нас внимательно слушают, но ничего в своей жизни менять не хотят. Что с ними делать, непонятно», — говорит Ирэн Коммо, президент попечительского совета SamusocialMoskva.
Семену 14 лет, выглядит он на 12. У него синие глаза в пол-лица и милая улыбка. Семен живет на улице с восьми лет. Ночует все время в разных местах: «Есть несколько точек, где можно перекантоваться». Он знает, где и в какое время можно получить горячую еду, которую привозят волонтеры разных организаций. Деньги Семен стреляет около торговых центров в отдаленных районах Москвы: «Там ментов меньше, а людей больше». В Тамбове у него мама: «Не выпивает совсем и очень любит». Из дома он ушел из-за отчима — тот его бил и заставлял выполнять всю домашнюю работу: «Отчим меня за раба держал, а на улице холодно и не знаешь, что будет, но свобода». Семен, как и 80% опрошенных ЮНИСЕФ детей, говорит, что жил бы дома, если бы там было можно жить.
В последнее время появились социальные центры по реабилитации проблемных семей. Их работники пытаются наладить жизнь — и детей, и родителей. Но таких центров немного, а кое-где восстанавливать семейный порядок уже поздно: дети не выдержали и сбежали.
Например, Алена. Ей 16, и она живет у 20-летней Аси — в той самой квартире в Орехово-Зуеве, которую Ася получила от бабушки. По словам Алены, отца и мать она не видела трезвыми никогда. «Если б родители не пили и вели себя как люди, я от них в жизни не ушла бы», — восклицает девушка. Сначала Алена пыталась обратить на себя внимание родственников спортивными достижениями и хорошей учебой, но «потом поняла, что им все равно, и сбежала из дома в Москву». Оказалась на улице и скоро стала колоться.
В маленькой Асиной квартире темно. За коммунальные услуги иногда платят соцработники, которые познакомились с жителями этой квартиры еще под платформой недалеко от Курского вокзала. На этот раз они не заплатили, свет отключен за неуплату, мы сидим на кухне, и кроме сигаретных огоньков, ничего не видно. Алена тут самая младшая. Сергею, как и Асе, 20 лет, а Антону — 19. Они по очереди уходят в комнату покачать двухмесячного сына Аси и Сергея.
Ребята считают, что они неплохо устроились. «Все наши, с кем мы жили на улице, либо умерли, либо их надолго посадили в тюрьму, — рассказывает Алена. — Нам еще повезло».
Сергей в 12 лет сбежал из детского дома. В Тамбове у него отец. «Он пьет, и я ему не нужен», — говорит Сергей. У Антона с отцом тоже сложные отношения — весь прошлый год он провел в колонии для несовершеннолетних из-за того, что пырнул его ножом: «Не до смерти, и за дело».
На вопрос, где берут деньги, парни честно отвечают, что иногда занимаются гоп-стопом. «Мажориков всяких разводим, которые выпендриваются, бедных и добрых людей не трогаем», — делится Антон. Все, что удается добыть, тратят исключительно на алкоголь и наркотики.
Вопрос, что они собираются делать дальше, каким видят свое будущее, вызывает у молодых людей взрыв хохота.
«Слышь, ну какое у нас будущее? — спрашивает Сергей. — Много чего, конечно, хочется. Например, увидеть Францию, Германию, Бразилию». Он рассказывает, что, когда был в детском доме, его хотели усыновить иностранцы. Но он стоял на учете в детской комнате милиции, и его не взяли. «Парень, которого вместо меня усыновили, живет сейчас в Италии. — Сергей улыбается: — У него из окна, наверное, море видно». За окном у ребят в этот момент только серый грязный двор и туман, как на болоте.
Татьяна Свешникова говорит, что о будущем спрашивать таких подростков действительно смешно. Уличные дети, которых не удается социализировать — а это большинство, — либо попадают в тюрьму, либо умирают от неизлечимых болезней, либо погибают.
Главная проблема в том, что почти все беспризорники через полгода жизни на улице становятся наркоманами. «Мы можем и документы восстановить, и работу найти, и в ПТУ устроить. Но выбираются только те, кому повезло избежать наркотической зависимости», — объясняет Свешникова.
18-летняя Женя — из таких везунчиков. Она ушла из дома, когда запил отец: «Пока только мамка бухала, я терпела, но от отца я такого не ожидала». Женин отец, профессиональный боксер, запил после того, как получил травму головы. «Раньше мы с ним лучшие друзья были, — вспоминает девушка. — Он меня фигурным катанием отправил заниматься». Женя очень гордится тем, что у нее юношеский разряд. «Мне, наверное, помогло не сесть на наркоту то, что я все детство занималась спортом. Мне говорили: давай с нами. А я уперлась: не буду себя колоть — дико это».
Женя раньше водилась с Асей и ее компанией — тоже несколько лет жила под платформой «Серп и Молот». А потом захотела выбраться, и у нее получилось. Сейчас она работает разносчиком пиццы, снимает комнату в Москве, отсылает родителям деньги. Будущее Женю совсем не пугает: «Если ты выжил на улице и сумел оттуда уйти, то нигде не пропадешь». Если, конечно, сумел, еще раз добавляет Женя.