Что общего у моды, искусства, политики и революции? Как минимум берет. Его носили древние римляне, испанские крестьяне, Рембрандт, Вагнер, Пикассо, голливудские кино-дивы 1930-х, Че Гевара, Уго Чавес и Моника Левински. И хоть французы не могут претендовать на первенство в изобретении берета, он стал символом именно этой культуры – как багет, улитки и вино. Однако будущее французских беретов в наши дни под угрозой – на всю страну остался лишь один крупный производитель этих головных уборов.
Самым древним из сохранившихся изображений берета считается минойская статуэтка змеиной богини XVII века до н.э., найденная на Крите. Древние греки тоже носили подобие берета, а римляне даже определяли по нему социальный статус владельца: право на белый головной убор было только у аристократов. По легенде, берет носил даже библейский Ной. Плавая под проливным дождем на своем ковчеге, он заметил, что овцы сбили шерсть на полу загона в непромокаемый войлок. Ной вырезал из него круг и положил на голову в качестве защиты от дождя – чем не берет?
При всей бездоказательности в мифе есть зерно здравого смысла: классический берет водонепроницаем, он не мнется, легко складывается, защищает от дождя, холода и солнца и так плотно сидит на голове, что его не сдувает порывами ветра. Собственно, за эти качества берет и ценили крестьяне, рыбаки и пастухи по обе стороны Пиренеев, где он стал частью мужского гардероба уже в Средние века. В XIII в. неизвестный каменщик в городке Беллок рядом с испано-французской границей украсил голову церковной статуи этим головным убором. Примерно тогда же в казну Франции начали поступать налоги от продажи беретов.
Как для басков в Испании, так и для французов берет превратился в символ сельской гордости. Вспомним, что деревенщину в молодом д’Артаньяне, приехавшем из Гаскони (провинция на юго-западе Франции), выдавал, ко всему прочему, берет. Да и само слово пришло из гасконского диалекта.
Трансформация имиджа ждала берет в 1871 г. После событий Парижской коммуны берет стал любимым головным убором французского рабочего класса, а потом и интеллектуалов, сочувствовавших социалистическим идеям. Показателен пример живописца Гюстава Курбе, который не просто симпатизировал протесту, но и активно в нем участвовал. В тюрьме, куда его посадили на полгода за разрушение Вандомской колонны (символа побед Наполеона I), он начал писать автопортреты, изображая себя в «берете рабочего класса», который раньше не носил. Его примеру последовали другие французские художники, например, Сезанн и Моне, оставившие автопортреты в беретах.
В начале XX в. о символизме берета французы уже не задумывались. Будучи значительно дешевле шляпы, он стал головным убором основной части мужского населения страны. Мальчикам покупали первый берет в 8–12 лет, что означало начало взросления. Некоторые французские историки утверждают, что идею игры фрисби американцы подсмотрели у местных мальчишек, игравших в beretolle (бросание берета) на протяжении столетий.
В тренде у соседей
На популярность берета за пределами Франции большое влияние, как ни странно, оказали исторические антагонисты французов – англичане. Фермеры из французской Бретани нашли перспективный рынок сбыта для своего красного лука в Англии еще в 1828 г., когда первый корабль с этим товаром переплыл Ла-Манш и выгрузился в Плимуте. После успеха первой экспедиции к северным соседям потянулась вереница разъездных торговцев, которых англичане стали называть Луковыми Джонни (многие из них носили распространенное имя Жан). В 1920-х около 1500 жителей Бретани были заняты этим бизнесом. Французы на велосипедах, увешанные связками лука, стали на дорогах Великобритании привычным зрелищем и одновременно передвижной рекламой французского стиля одежды: полосатые тельняшки и черные береты были типичным нарядом Луковых Джонни (как и других французов из сельской местности).
Еще одним пропагандистом беретов среди англичан стал предприниматель Жак (урожденный Яков) Шпрейреген – варшавский еврей, чья семья бежала от погромов во Францию в 1910 г. Сам Жак перебрался в Англию и там, вернувшись с войны, занялся экспортом беретов из Франции. В 1930-х они стали входить в моду благодаря кинематографу и Коко Шанель, любившей приспосабливать предметы мужского гардероба под нужды дамской моды. Теперь береты красовались на женщинах-кинозвездах – Грете Гарбо, Марлен Дитрих и др. Почувствовав новый тренд, Шпрейреген решил, что может и сам шить модные головные уборы.
Открыв в 1938 г. трикотажную фабрику в графстве Камбрия, на западном побережье Англии, предприниматель начал поставлять шерстяные береты в магазины по два шиллинга за штуку. Так родился, возможно, самый раскрученный в мире бренд головных уборов – Kangol. Считается, что в названии фирмы зашифрованы слова «вязание» (knitting), «ангора» (angora), «шерсть» (wool), но это лишь версия. Зато доподлинно известно, что Kangol поставляла береты для британской армии во время Второй мировой. Такой берет носил фельдмаршал Монтгомери, в честь которого была впоследствии названа модель Monty, производимая до сих пор. Послевоенный переход на «гражданку» у Kangol был не менее знаменательным: ее береты украшали головы сборной Великобритании на открытии Олимпийских игр в Лондоне в 1948 г.
В стиле милитари
Возможно, более, чем кому-либо, берет обязан своим распространением военным. Голубые береты носили еще шотландцы во время Якобитского восстания 1745 г. В начале XIX в. в Испании во время карлистских войн сторонников Карла отличали красные береты, а их противников, поддерживавших королеву Изабеллу, – белые. Первыми военными, официально закрепившими за беретом статус униформы, стали альпийские шассеры, элитное подразделение горных стрелков, созданное во Франции в 1888 г. для отражения возможных атак со стороны итальянцев в Альпах, – они носили объемные черные береты.
В XX в. береты оценили в Королевских танковых войсках Великобритании. Командованию созданного накануне Первой мировой войны подразделения понравились черные «французские» береты, потому что, в отличие от других армейских головных уборов, их не сбивает с головы при прохождении через люк танка, поверх удобно надевать наушники, на черном фетре незаметны пятна от машинного масла. Король Георг V одобрил береты в качестве униформы английских танкистов в 1924 г. К следующей мировой войне береты стали популярны и у других британских армейских подразделений: представители Особой воздушной службы (Special Air Service), занимавшейся разведкой, получили коричневые береты, десантники парашютного полка – краповые. По неофициальной версии, такой цвет для «вишенок», как эти войска прозвали в Англии, выбрала известная писательница Дафна дю Морье, жена их командира, генерал-лейтенанта Фредерика Браунинга. Британской морской пехоте в военное время выдали зеленые береты, что позже у нее позаимствовали коммандос США, Нидерландов, те же французы и австралийцы (носившие в 1940-х хлопковые зеленые береты).
Во второй половине XX в. береты разных цветов взяли на вооружение армии более 100 стран. Причем в каждой стране в ходу по несколько разновидностей беретов. В Турции, Греции и Люксембурге – три, в Бельгии – семь, а в Великобритании – девять. Причина столь широкого распространения берета – его универсальность и практичность. Эти головные уборы недороги и относительно просты в массовом производстве, не занимают много места; его легко свернуть и положить в карман или продеть под эполеты. Правда, современные пехотинцы носят на поле боя защитные шлемы, береты выглядят в этих условиях почти пижонством. Пошив беретов для военных – большой бизнес, и мирные времена на делах беретных мастеров отразились не лучшим образом. Во Франции гвоздь в крышку гроба многих производителей забил Жак Ширак, подписавший в 2001 г. указ об упразднении обязательного военного призыва, а значит, о сокращении армии.
Остаться в живых
Коммерческое производство французских беретов, начавшееся в XVII в. в Гаскони, за два века из кустарного промысла трансформировалось в отрасль промышленности. Всего в этом регионе страны действовало не меньше 30 небольших компаний, названных по фамилиям владевших ими семей. Первая фабрика, Blancq-Olibet, открылась в городке с лаконичным названием Не (Nay) в 1810 г. Поначалу она выпускала льняную мануфактуру, но
в 1832 г. переключилась на береты. Через два года семья из соседнего города Олорон-Сент-Мари основала фирму Laulhère. Эти предприятия до недавнего времени были лидерами пошива классических французских беретов. В 2013 г. Laulhère купила конкурента, оставшись единственным относительно крупным производителем на всю страну. Аутентичный товар можно найти у еще двух брендов – Boneteria Auloronesa и Le Béret Français, – но это уже почти штучное производство. Boneteria, например, шьет не более 3500 беретов в год. Всего во Франции сейчас выпускается около 160 000 этих головных уборов в год – по сравнению с несколькими миллионами еще в конце 1980-х.
Как это часто бывает, местные товары исчезают под натиском дешевого ширпотреба из Китая, Индии, Бангладеш и даже Чехии, занимающей сейчас уверенные позиции на рынке. Старейшего производителя, Blancq-Olibet, чьи береты, по некоторым, данным носил сам Че, не спасли ни заказы правительства Кастро в конце 1990-х, решившего таким образом отметить юбилей кубинской революции, ни активные попытки продвижения товара в новом тысячелетии, ни решение о размещении части производственного цикла в Испании. Laulhère, в числе клиентов которой миротворцы ООН и контингент НАТО, остаться на плаву помог производитель военной униформы Cargo Promodis из Тулузы, в 2012 г. купивший компанию и инвестировавший 0,5 млн евро в ее бизнес.
Береты опосредованно поддержал и Франсуа Олланд. Одной из первых его инициатив на посту президента в 2012 г. была пиар-кампания, продвигающая французского производителя.
Жителей страны призывали покупать отечественное, чтобы французы не лишались рабочих мест. Глава свежесозданного Министерства промышленного роста Арно Монтебур позировал на обложке журнала Le Parisien в часах Michel Herbelin, джемпере в бретонскую полоску, с блендером Moulinex в руках и появлялся на публике в берете Laulhère. Организаторы кампании напирали на патриотизм и подчеркивали преимущества французских беретов –долговечность, стойкость к выцветанию и водоустойчивость. «Если вы не хотите пахнуть, как мокрый шерстяной носок, только наш традиционный французский берет не задерживает запахи», – заверил Марк Сандерс, директор по продажам Laulhère интервьюера Bloomberg.
И все же в современных экономических условиях французы, похоже, вынуждены голосовать кошельком: подсчитано, что решение перейти на отечественные товары обошлось бы им в дополнительные 100–300 евро в месяц. Настоящие береты из Олорон-Сент-Мари, например, стоят от 20–90 евро, в то время, как азиатский импорт – около 5 евро. Но дело не только в цене, а в цикличности моды, в немилость к которой попал в последнее десятилетие и этот некогда популярный головной убор. Газета Chicago Tribune, назвавшая берет в 2014 г. «некрасивым и непрактичным», также заметила: «Береты хорошо смотрелись на Че Геваре, Хьюи Ньютоне, Фэй Данауэй и Монике Левински. Но обычный человек, чью голову прикрывает берет, выглядит претенциозно или глупо, или – нет возможности выразиться иначе – французом».