Восемь потерявших работу москвичей приняли участие в фокус-группе. Они сидели за одним столом в небольшой комнате и отвечали на вопросы модератора. Их записывали на видео — почти два часа непринужденной беседы о том, что делать дальше и кто виноват в случившемся. «А что вы скажете о Путине?» — прозвучал вопрос. «Нас все еще снимают?» — засмеялась одна из участниц. «Не хотите — не надо», — подала назад модератор. «Я пошутила, извините. Абсолютно нормально отношусь», — поправилась безработная. «Я вообще люблю наших президентов. Очень. У меня иррациональная любовь к обоим президентам, — продолжил другой участник. Он недавно закрыл свой бизнес. — Мне нравится [Путин], пусть он что-то делает».
Банковский кризис, промышленный спад, увольнения. Правительство провело девальвацию и теперь думает, как быть с бюджетом. Пора подводить первые итоги. На прошлой неделе ведущие социологи так и сделали. И пришли к выводам, вполне утешительным для Кремля и Белого дома.
Да, настроение у людей сильно испортилось. Даже те, кого кризис не задел, чувствуют: будет хуже. Но эти чувства все же вряд ли выплеснутся в широкие массовые протесты. Исследования показывают, что кризис пока не поколебал поддержку Владимира Путина и Дмитрия Медведева. «При чем тут Путин?» — вот типичный ответ на вопрос, кто виноват в том, что творится с экономикой. Можно было ожидать, что с кризисом люди начнут сомневаться в своем правительстве. А выходит наоборот: резервы тают, а запас доверия к премьеру и президенту не истощается. Это то, что люди хотят сохранить, чтобы происходящее не напоминало им хаос кризисных 90-х.
Надежд у людей, конечно, стало гораздо меньше. У социологов есть специальный вопросник, по которому выводится индекс потребительских настроений. «Драматическое падение аж на тридцать пунктов с мая по декабрь», — говорил в прошлую среду на конференции в Высшей школе экономики Александр Демидов из российского филиала маркетингового института GfK. «Действительно, рухнули ожидания», — согласился директор исследовательской группы «Циркон» Игорь Задорин. Тревога накапливалась в течение последних двух лет, отмечала Марина Красильникова из Левада-центра: людей нервировали тарифы на ЖКХ, начинала пугать инфляция. По-настоящему люди встревожились не в сентябре, когда в первый раз рухнули биржи, а в ноябре, когда угроза безработицы вышла на первый план.
В Москве на фокус-группе люди выглядели безмятежно, хотя они недавно потеряли работу. Один руководил отделом продаж, у другого был свой бизнес, третий устанавливал системы видеонаблюдения, четвертая была лаборанткой и т. д. Татьяна работала экономистом в ювелирном магазине. Когда ее уволили, она улетела в Доминикану. «Спать стали больше», — находит свои плюсы бывший кадровик Елена. Павел — у него был свой бизнес — теперь возится с трехмесячным ребенком и даже рад, что у него на это есть время.
Москвичи выглядят подготовленными. Им не страшно. «Это не первый раз уже. В нашей непредсказуемой стране можно чего угодно ожидать, — рассуждал монтажник Михаил. И продолжал: — есть возможность начать новую жизнь — ведь считается, что раз в пять лет надо менять образ жизни». «Спокойно отношусь. Надо пытаться где-то еще себя найти», — флегматично соглашался логистик Сергей. Татьяна, вернувшись из Доминиканы, в поисках работы обзвонила знакомых, с которыми не общалась сто лет. Завершение одного жизненного этапа и начало нового — вот ее взгляд на кризис после того, как она потеряла работу. У московских жертв кризиса есть ощущение, что кризис — просто временные трудности, которые надо переждать, говорит директор социологической службы Validata Мария Волькенштейн. Она и проводила фокус-группы в Москве и Воронеже.
В Воронеже дела идут хуже. Там встали заводы. «У нас трехдневка, шинный стоит, авиационный переходит на четыре дня в неделю и 20-процентные сокращения», — рассказала пожилой инженер Тамара Карловна. Относительное благополучие в Воронеже, судя по всему, длилось года два. «2006-й и 2007-й — расцвет был. И в строительстве, и в промышленности. А в 2008-м начался спад», — подхватывает строитель Михаил Александрович. — «А было ощущение, что завтра станет жить лучше, чем вчера?» — «Было такое. Уже года два назад [появились такие ощущения]», — отвечала бухгалтер Елена. «Бывший бухгалтер», — поправляется она с горькой усмешкой.
Экономический рост восьми путинских лет столица и провинция ощутили по-разному. Это в столице было благополучие, а в провинции — как выразилась Волькенштейн, — скорее пауза между двумя кризисами. В городах была сильная промышленность, потом заводы встали, потом стали работать, а теперь опять встали. «В общем, где были, туда и вернулись, — говорила на конференции директор Validata, — и в этом смысле пессимизма [в провинции] гораздо больше. И абстрактные соображения, что встряски — к лучшему, им не близки».
Правильная реакция — на все плюнуть и уехать в Доминикану? «Конечно. А что, сидеть и рыдать над кризисом?» — отвечала кадровик Елена из московской группы. В Воронеже тем временем снова стали ходить в гости со своими продуктами. «Идешь — ты должен купить чего-то», — рассказывала Тамара Карловна. «Непорядочные сейчас только по гостям и ходят, чтобы дома не есть», — на полном серьезе говорил Евгений, бывший управленец одного из воронежских заводов.
2018-04-14