И 20 лет спустя немцы – все еще не один народ
Мой собственный изрисованный зелеными граффити кусочек стены я храню дома в коробочке. Я отломил его, когда в начале 1991 года приехал в Берлин наблюдать за демонтажем главного символа холодной войны. Стена доживала последние дни и выглядела смертельно раненным чудовищем.
Денег у молодого журналиста было мало, а потому за 35 марок в сутки я снял комнату в Нойкельне, в бывшей американской оккупационной зоне. Дом стоял недалеко от гигантского пролома в Берлинской стене. С западной стороны здания были покрашены, у тротуара выстраивались в линейку «Фольксвагены», а из телефонного автомата можно было позвонить хоть на Фиджи.
Через несколько метров, на востоке, на стенах домов были видны следы пуль — память о боях 1945 года, стояли обшарпанные «Трабанты» и «Вартбурги», а гэдээровский телефон-автомат молчал, как на допросе в «Штази». Более наглядную иллюстрацию того, почему рухнуло «первое в истории государство рабочих и крестьян на немецкой земле», придумать было сложно. Это было время эйфории, надежд и любви ко всему западному — как в бывшей ГДР, так и в тогда еще существовавшем СССР.
Я и представить себе не мог, что через десять лет, вскоре после терактов 11 сентября, услышу от Керстин, уроженки ГДР, с которой дружу много лет: «Не пойму, с какой стати немцам нужно переживать из-за того, что в Нью-Йорке рухнула пара небоскребов? Американцы эту кашу заварили, пусть они и расхлебывают».
Девушка работает в транснациональной корпорации, регулярно ездит за рубеж и, когда я, будучи в Берлине, захожу к ней в гости, угощает меня французскими сырами. Ничего этого она бы не имела, если бы стена осталась. Я напомнил ей, что без присутствия американцев в Германии в течение всей холодной войны с сырами и загранпоездками у нее было бы, мягко говоря, напряженно. И получил от Керстин хлесткий ответ: «Я лично никого не просила разрушать ГДР».
Воспоминания тех восточных немцев, которые успели пожить в соцлагере, порой дословно напоминают рассказы их современников в России и ряде других бывших советских республик: «стабильность была», «дети имели будущее», «ни про какие аресты-репрессии не знали». И это при том, что в ГДР миллионы семей имели родственников в ФРГ, вся страна, кроме пары городов, смотрела западногерманское телевидение, а с выездом за рубеж было все же попроще, чем в СССР. Да и в Народной палате — парламенте ГДР, штамповавшем решения коммунистического руководства, — заседало несколько ручных, но хотя бы формально некоммунистических партий.
Функционеры почившей в бозе в 1989 году Социалистической единой партии Германии так сегодня и говорят: «У нас в ГДР начал складываться “другой” немецкий народ. Нам просто времени не хватило». И привычно обвиняют во всем Горбачева, Буша-старшего и НАТО. Любому живущему в России эта аргументация, опять же, хорошо знакома. В западных землях такие теории вызывают раздражение: «Восточные немцы испорчены плановой экономикой, парткомами, стукачеством и чрезмерными социальными гарантиями». Пора, дескать, привыкать жить по-новому.
Власти в Берлине, да и в Германии вообще, стоят перед дилеммой: как, с одной стороны, интегрировать все еще не вполне единую — экономически и психологически — страну, а с другой — сделать так, чтобы граждане не забывали свою трагическую историю. Достаточно посмотреть на результаты голосования на последних парламентских выборах по федеральным землям, чтобы понять: эти две задачи подчас взаимно исключают друг друга. Настолько запад и восток страны отличаются в своих политических предпочтениях. История довлеет: немцы ищут свое место в постиндустриальном мире и параллельно решают проблемы, которые уходят корнями в эпоху холодной войны, а то и дальше — в эпоху Бисмарка.
«Wir sind ein Volk!» («Мы — один народ!») — с такими лозунгами жители ГДР выходили на демонстрации 20 лет назад. Это все еще не совсем так. И все же в центре моего любимого Берлина больше нет полосы отчуждения и вышек с пулеметами. Значит, все в конце концов будет хорошо. С праздником тебя, Керстин!
Автор – член Королевского института международных отношений (Лондон)
Читайте также
Стена давно минувших дней. ВИДЕО
Ганс Модров: «В ГДР мы жили счастливо»