Андрей (имя изменено) сидит в исправительной колонии №12 Ярославской области за разбойное нападение. Из семилетнего срока отсидел уже половину. Он болен и ВИЧ, и гепатитом С. Со всех заключенных с ВИЧ берут расписку: в случае заражения других осужденных администрация колонии ответственности не несет. Это полностью вина больного. Наказание за ЧП суровое — могут прибавить до пяти лет срока. «А в бараке ведь всякое может быть: и бритвы чужие берут, и дерутся до крови», — рассказывает брат заключенного Михаил. Вот и сидят ВИЧ-инфицированные в ИК-12 в отдельном бараке. Так спокойнее: и других не заразят, и сами ничего не подхватят.
Но сейчас заключенные бьют тревогу. Они утверждают, что по лагерю прошла команда: здоровые и больные теперь будут сидеть вместе. На прошлой неделе осужденные ИК-12 даже написали письмо в Конституционный суд: «Совместное проживание ускорит смерть одних и подвергнет риску заражения остальных». А это, по мнению заключенных, нарушает право на жизнь, которое гарантирует Конституция. Перед общей угрозой объединились все: родственники ВИЧ-инфицированных из этой колонии уже написали письмо президенту, а родные здоровых заключенных обратились к генеральному прокурору.
В решении руководства колонии нет ничего экстраординарного: в российских тюрьмах давно объединяют ВИЧ-инфицированных и здоровых заключенных. Такую практику поддерживает и европейское законодательство: Совет Европы называет раздельное проживание дискриминацией по отношению к людям, живущим с ВИЧ. В 2001 году, по настоянию того же Совета Европы, Россия внесла поправки в свой Уголовно-исполнительный кодекс, и с тех пор у нас ВИЧ-инфицированные тоже не считаются больными и сидят на общих основаниях. «Незаконно разглашать медицинскую информацию и тот же ВИЧ-статус без согласия пациента, а содержать их вместе — вполне законно», — говорит Денис Лебедевич, старший помощник ярославского прокурора по надзору за исправительными учреждениями.
Впрочем,гуманные европейские нормы расходятся с российской реальностью. Это понимают и тюремщики. На практике, говорит собеседник Newsweek во ФСИН, отдельные бараки ликвидировали лишь в половине зон, и 50% от 40 000 ВИЧ-заключенных по-прежнему живут отдельно от здоровых. Зависит это от воли самих фсиновцев. «По большому счету, изолировать ВИЧ-инфицированных или держать всех вместе, то есть, с западной точки зрения, не подвергать дискриминации, решает администрация колоний», — говорит источник Newsweek во ФСИН.
«Известно, что в тюрьме здоровых нет», — написала Нина Петрова, мать осужденного из ИК-12 президенту Медведеву. «Любая инфекция для моего сына и таких же, как он, может оказаться смертельной», — считает она. С этой логикой отчасти согласны и тюремные медики. По официальной статистике, из почти миллионной армии российских осужденных здоров только каждый десятый. Все остальные больны хроническими или неизлечимыми заболеваниями.
О своем диагнозе Виталий Петров узнал уже на зоне. Как и 90% осужденных ВИЧ-инфицированных, он употреблял инъекционные наркотики. И свой срок — пять лет — получил за их хранение. С октября прошлого года он проходит антиретровирусную (АРВИ) терапию. На разных стадиях заболевания анализ на вирусную нагрузку нужно делать каждые 3–6 месяцев. «Виталик в колонии уже второй год сидит, а полностью анализы у него ни разу не брали», — утверждает его мать. «На момент обнаружения вируса никогда не известно, сколько он уже живет в крови — месяц или несколько лет», — говорит судебно-медицинский эксперт, специалист по ВИЧ Леонид Петров. Только полноценные и своевременные обследования могут показать, что иммунитет снижается, поясняет он, а у тюремщиков просто нет технических возможностей проводить такие анализы. При ослабленном иммунитете к человеку легко цепляется гепатит или происходит реактивация туберкулеза, объясняет врач-инфекционист Владимир Мусатов.
Это и случилось с Константином Пролетарским из Санкт-Петербурга. Он получил три года за кражу, отсидел чуть больше двух. В октябре 2008 года сумел доказать, что нуждается в срочном лечении и получить его можно только на свободе. Врачи карельского лечебно-исправительного учреждения №4 признали, что не в состоянии его вылечить. На свободу Пролетарский вышел с диагнозом ВИЧ в стадии СПИДа, туберкулезом и сразу тремя формами гепатита — В, С и D.
«АРВИ-терапию он проходил еще до того, как попал в тюрьму, и сразу сказал врачам, что прерывать лечение нельзя», — говорит его адвокат Дмитрий Динзе. Пропуск в приеме препарата означал, что лекарство больше не будет работать. В таком случае приходится проводить новое обследование и назначать другие лекарства.
В колонии Пролетарский не проходил обследования. Нужных препаратов тоже не было. Сначала он сидел вместе со здоровыми, потом его перевели в туберкулезную зону. «Заключенные с ним не общались, а тюремное начальство заставляло работать, пока он не падал в обморок», — говорит адвокат Динзе. «ВИЧ-инфицированных закармливали высокотоксичными препаратами против туберкулеза, — вспоминал Константин, — и они умирали в палате, прямо во время ужина». 19 июля, за несколько дней до своего 30-летия, умер и сам Пролетарский.
«Он довольно долго прожил на свободе. Обычно ВИЧ-инфицированных отпускают домой лишь умирать», — говорит правовой аналитик ассоциации «Агора» Ирина Хрунова. Сестре другого осужденного — тоже Константина из того же ЛИУ №4 — предложили забрать брата, когда он уже не мог говорить и передвигаться. И комиссию, и суд провели буквально за час, рассказывает Хрунова. Сестра 600 км везла брата на машине до Питера, и через несколько дней он умер в больнице.
Сергей Б. из Самары заразился ВИЧ еще на свободе. В колонии он сидел в общем бараке, но его не притесняли. Сам он уверен, что это исключение, а не правило. Просто повезло. Как к тебе будут относиться сокамерники и сами тюремщики и какое будет лечение, во многом зависит от руководства колонии, уверен он. Сергей попал в тюрьму за кражу в мае 2007-го. На свободе он уже принимал АРВИ-терапию. Пока был под следствием, лекарств не давали, вспоминает он. В сентябре наконец дали — те же, что и раньше, но к ним уже выработалась устойчивость, и они «не работали».
«Полтора года Сергея не проверяли на вирус-статус, всем осужденным давали одинаковые таблетки», — говорит его жена Марина. С прошлого ноября, когда Сергею стало хуже, он стал писать прошения на освобождение. Выпустили его лишь в мае, когда у него началась анемия. «Просто в колонии не было возможности делать переливание крови чуть ли не каждый день», — говорит Марина.
С февраля закупкой лекарств для ВИЧ-инфицированных стала заниматься ФСИН (раньше это делали СПИД-центры Минздрава. — Newsweek), и с обеспечением стало получше, считает Сергей. У бывшего зэка Евгения Мокрушина другая история. Он отсидел три года за кражу в удмуртской ИК-8. «Пока колония относилась к республиканскому СПИД-центру, инфицированные каждые три месяца сдавали анализы на вирусную нагрузку, а лечащий врач приходил каждую неделю», — рассказывает Мокрушин. АРВИ-терапию он принимал больше года. Но когда ИК-8 передали тюремным медикам, препараты кончились. «С мая 2008 года в колонии лекарства никому не дают, анализы не делают. Зэки просто умирают от банального воспаления легких», — утверждает Мокрушин.
Всего этого и боятся в ИК-12. Причем от перспектив совместного пребывания в ужасе не только ВИЧ-инфицированные. «Заразится не дай бог — а куда ему возвращаться? Только домой», — опасается Татьяна Юрова, мать заключенного из барака для здоровых. «У меня дочка маленькая растет, значит, и ее подвергать риску?» — написала она в прокуратуру. Что тут говорить о страхах здоровых людей, если сами ВИЧ-инфицированные до сих пор мало что знают о своем недуге, говорит Сергей Б. из Самары. «Заключенные отказываются пить лекарства. Они не знают, как распространяется и как протекает болезнь. А многие просто не хотят знать», — утверждает он. В самой ИК-12 от комментариев отказались, но в конце прошлой недели родственники заключенных сообщили Newsweek, что их протесты, кажется, были услышаны. Проект объединения больных и здоровых решили отложить.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *