Мне задали вопрос: на каких условиях я (48 лет, бывший старший научный сотрудник АН СССР, впоследствии сотрудник исследовательского центра компании IBM, автор 5 научных книг) согласился бы вернуться в Россию? Тема для меня больная.
За 15 лет жизни в Америке я так и не проникся местным образом жизни и ко многому отношусь скептически, хотя мою карьеру можно считать успешной: известность, монографии, публикации, конференции. В Штатах специалисту работать удобно и безопасно. Очень богатым, возможно, не станешь, но получишь достаточно, чтобы поддерживать разумный уровень жизни. Что касается предпринимательства, то на Земле, пожалуй, нет места, более приспособленного к ведению частного бизнеса и внедрению своих идей, чем Америка. Но бизнесом я заниматься не умею. Собственно, я поэтому тогда из Москвы и уехал.
Каждый год я езжу в Россию. Говорю, что езжу домой, хотя фактически дом у меня, конечно, в Калифорнии: здесь родились и растут трое моих детей. Ностальгия бывает столь сильной, что порой хочется в сердцах сказать: брошу всё, буду нищим школьным учителем, кем угодно, только бы дома. Но сразу вспоминаю про детей. Значит, первое условие возвращения — получать такую зарплату, чтобы дети сохранили приемлемый уровень жизни и могли получить образование в России.
Потом я вспоминаю про крышу над головой. Понятно, наука и техника будут крутиться вокруг центров (Москва, Петербург). Может, конечно, возникнуть замечательный научный центр по типу ныне прозябающих Пущина и Черноголовки, но надежды на это мало. Жилье в Москве стоит недешево, тем более для семьи из пяти человек. Даже продажа всего имущества в Калифорнии с учетом ипотеки не позволит купить двухкомнатную квартиру где-нибудь на окраине. Да и цены на всё остальное, включая детские занятия, в Москве сейчас приближаются к американским, а порой и заметно выше.
Теперь о том, где работать. Счастливые для Академии наук времена брежневского застоя прошли, и надеяться на то, что государство будет платить ученым мужам достойную зарплату за фундаментальные исследования, по-видимому, не приходится. Значит, речь может идти о специализированных научных и промышленных центрах, созданных под какую-то конкретную проблему. Для прикладной науки таким направлением может стать популярная ныне наноиндустрия. Но движения в этой области что-то пока не видно.
Если возвращаться, то куда идти — в академическую структуру, государственную корпорацию или частный бизнес? Вопрос неоднозначный. В США наукоемкий бизнес в основном вышел из университетов: так была создана вся Кремниевая долина. Но в России до сих пор много выгоднее заниматься тем, что либо плохо лежит, либо находится в недрах. Исключение составляют лишь софтверные технологии, которые всё же начали развиваться: они не требуют больших начальных затрат. Скажу одно: большие серьезные проекты надо начинать с государственных программ. И надеяться, что они не утонут в бюрократии и «разделе» денег.
Но жилья и зарплаты всё равно мало. Вообще говоря, человеку в моем возрасте и с 25-летним опытом работы пора думать о своем направлении, своей научной группе. Предположим — для простоты, — что у меня мало амбиций и я фактически буду работать в одиночку, занимаясь почти тем же, чем занимаюсь последние годы в США: измерениями и экспериментами в прикладной физике (с перспективой создания новых технологий). Для работы только мне одному сразу же необходимо оборудование, стоимость которого, по самым скромным оценкам, составляет около $1 млн. И это при условии, что вокруг существует небольшой толковый коллектив инженеров, механиков и программистов, работающих над той же проблемой.
Что это за деньги? Это стандартная стоимость типового оборудования. Высокочастотные усилители, анализаторы спектра и сигналов, осциллоскопы и генераторы — каждый из этих приборов стоит около $100 000. Не говоря уже о кабелях, разъемах, микроскопах и прочем. Миллион набирается сразу же (я это ощутил, когда перешел недавно на новую работу в небольшой фирме в Калифорнии). Причем это в каком-то смысле такой электронный «ширпотреб», ничего особенного. Если же речь идет о проектах, связанных с современной микроэлектроникой, то стоимость исследовательских «чистых комнат», аппаратуры напыления компонентов, атомных и туннельных микроскопов составляет десятки, а то и сотни миллионов. Всякий раз бывая на выставке электронной промышленности SemiCon, ежегодно проходящей в Сан-Франциско, я удручаюсь и поражаюсь. Поражаюсь обилием разработок и новейшей аппаратуры, созданной в различных странах. Удручаюсь тем, что России среди них нет.
Без оборудования не может быть и речи о том, чтобы поддерживать работу на уровне остального мира. Времена тульских оружейников кончились в позапрошлом веке. К сожалению, в России сейчас практически полностью отсутствует современная электроника и связанные с ней области прикладной физики, нет инфраструктуры, — всё это придется делать и начинать с нуля. Иногда я завидую математикам: им нужны только бумага, интернет и электронные библиотеки. Ну и еще диалог с коллегами.
Итак, три слона: жилье; зарплата, достаточная для большой семьи; не менее миллиона долларов на аппаратуру, на которой крутить ручки буду я один. При возникновении научной группы эти цифры фактически умножаются на число сотрудников.
Если расходы кажутся неподъемными, то стоит взглянуть на пример Китая. Китайские профессора и инженеры получают зарплату, эквивалентную их зарплате в США, а часто и государственное жилье, налоговые льготы и чуть ли не личные автомобили с шофером. Практически они получают сегодня те же блага, которыми пользовалась научно-техническая элита в Советском Союзе.
2018-04-09