Стрела гламура

Один из самых гламурных персонажей в русской культуре — Лев Толстой. По крайней мере так утверждает Арсений Власов, один из самых гламурных художников в современном русском искусстве. Власова не смущает, что внешне писатель отнюдь не походил на идиллического утонченного пастушка: «Он может сидеть, с этой своей бородой, и проливать на себя чай — все равно он льет его гламурно, потому что это Лев Толстой!»
Понятие «гламур» так прочно вошло в нашу жизнь, что как бы уже и не нуждается в пояснениях: оно интуитивно понятно. Гламурным у нас называется все, что блестит и хоть немного попахивает деньгами. Мы так к нему привыкли, что как будто и не замечаем, лишь изредка посмеиваясь над очередной юбочкой со стразами Ксении Собчак или расшитыми золотом сапогами Филиппа Киркорова. Поэт Лев Рубинштейн назвал гламур официальной идеологией современного общества, а глянцевые журналы — его печатным рупором.
Несмотря на это внешнее равнодушие, гламур у многих вызывает отторжение: и постепенно антигламур становится самостоятельной позицией и эстетикой в повседневной жизни и в искусстве. Первой новую тенденцию подхватила литература: Face Control Владимира Спектра и «Духless» Сергея Минаева; теперь она пришла и в арт — именно об этом выставка «Гламур и антигламур», проходящая в московской галерее «Кино» с 22 по 31 августа.
«Концепция выставки лежала на поверхности, — рассказывает Елена Юренева, куратор и владелица галереи. — В последнее время не было ни одного разговора с художниками, ни одной статьи, где бы слово “гламур” не всплывало, как пена на молоке, когда его кипятишь. Но при попытке понять, что же это, собственно, такое, выяснилось, что все вкладывают в него разные смыслы, порой противоречивые. Сам термин без конца становится то существительным, то прилагательным, то негативным, то позитивным. Теперь появился еще и некий антигламур. Как только проявился диалог этих двух позиций, мы сделали выставку».
Художник же Арсений Власов — «программный гламурщик», который параллельно с писанием картин работает моделью, модельером, делает перформансы, выступает в клубах и знает, что происходит в мире модной музыки. Он уверен, что гламур пришел к нам надолго, если не навсегда. «Я люблю красоту и не люблю бомжей и алкоголиков», — так художник формулирует свое творческое кредо.
Его коллега Владимир Бордо тоже не любит бомжей, зато очень любит бриллианты. Свою серию напечатанных на ткани коллажей он так и назвал — Almost diamonds («Почти бриллианты»). Принты Бордо, представленные на выставке, изначально создавались для футболок, но, как рассказывает художник, «там с Китаем отношения не сложились, поэтому я решил сделать из этого произведения искусства». У Бордо более чем гламурный анамнез: за последние годы он успел поработать и стилистом в журнале Vogue, и у Дениса Симачёва, теперь делает украшения и одежду. «Для меня гламур — это то послевкусие, которое остается после соприкосновения с красотой. Это эстетика, чей расцвет пришелся на 30-е годы в Голливуде, — говорит Бордо. — К сожалению, из-за того, что в России все такие серьезные, все такие некультурные и очень сильно замороченные, у нас он стал всего лишь идеологией брэнда, причем очень дорогого: люкс, как говорили в 90-е годы. Если это машина — то это “Бентли”, если телефон — то “Верту”, если туфли — то “Бланик”». Такое отношение Бордо определенно не нравится, но отнести себя к лагерю антигламурщиков он все же не готов: «Я просто О-О-ОЧЕНЬ люблю бриллианты».
По словам Елены Юреневой, цель выставки — обозначить проблему без претензии на ее разрешение. Последнее, вероятно, и невозможно: художники, принимающие участие в выставке, делятся на «гламурных» (Андрей Бартенев, Арсений Власов, Екатерина Филиппова, Сергей Шутов и Владимир Бордо) и «антигламурных» (Валерий Сыроваткин и фотограф Александр Тягны-Рядно) довольно условно. Заманчивое название приглашает к размышлению, а не к раздаче ярлыков, да и работы в большинстве своем неоднозначны. «Тот же Сыроваткин — ярый противник гламура, с осознанной и выстраданной жизненной позицией: ему это противно, он этого не приемлет, но форму-то для своих больших компьютерных работ он выбрал гламурную», — рассказывает Юренева.
Работы Сыроваткина на первый взгляд действительно не выделяются на фоне того же Арсения Власова или Андрея Бартенева, издалека радуя глаз жизнерадостным фоном из цветов и бабочек. Но при ближайшем рассмотрении обнаруживаются шокирующие подробности из жизни насекомых и людей, занятых «утолением гламура», как художник и назвал цикл своих работ. Выбор подобной эстетики он объясняет тем, что заявленная оппозиция — условность: как к гламуру ни относись, а игнорировать его уже невозможно.
«Гламур — это хитрая субстанция, которую так просто не ухватишь: в нее нельзя плюнуть, как в какую-нибудь в радиацию, — говорит Сыроваткин. — Она проникает, пронизывает нас всех сегодня, хотим мы этого или нет». Для него гламур — это как сказка про волшебный горшочек, который возник как источник радости и утоления голода. Он варил кашу, каша заполнила дом, улицы, весь город — и люди объелись. «Я, может быть, один из первых, кто уже не может никак эту кашу переваривать, — добавляет Сыроваткин. — С другой стороны, я не могу лукавить, говоря, что смогу совсем обойтись без нее».
Писательница Катя Метелица, большой знаток светской жизни и по совместительству журналист, пишущий о стиле жизни, согласна, что гламур от антигламура совершенно неотделим. Когда издательство «Этерна» выпустило ее книгу «Дневник Луизы Ложкиной» в серии «Гламурных книжек», Катя пришла в ужас, но ее убедили, что это ничего не значит — с тем же, если не большим, успехом и с той же вероятностью книга могла бы выйти в какой-нибудь серии «Антигламур». Метелица уверена, что эти два понятия — чисто маркетинговые и массмедийные. «Потому что человек изнутри никогда в жизни не употребит ни того, ни другого слова, — объясняет Метелица. — Невозможно себе представить принца Монако или члена английской королевской семьи, который сказал бы: “Ой, мы так гламурненько живем”». По мнению писательницы, есть понятия, с которыми человек сам себя не идентифицирует практически никогда. Никто, например, не скажет: «Я нувориш», и так же точно никто не скажет: «Я очень гламурна» или «я антигламурен». Это всегда взгляд со стороны. «Слово красивое: “гламур-мур-мур” — нечто гладенькое, глянцевое, бликует и мурлычет, — добавляет Метелица. — Опять-таки “Мурка в кожаной тужурке” — вот вам, пожалуйста, гламур и антигламур в одном флаконе».
Так что гламур и антигламур — как близнецы-братья, причем сиамские. Когда Наталья Маркович называет свою книгу Anti Casual, она, безусловно, отсылает читателей к Оксане Робски, автору бестселлера о Рублевке — Casual. Когда человек повсюду демонстрирует неухоженные погрызенные ногти, он, безусловно, бросает вызов миллионам, проводящим часы в маникюрных салонах.