В «черной книге», содержащей утраченные адреса московского архитектурного и исторического наследия, сотни пунктов. Гражданские активисты вели ее при Юрии Лужкове и продолжают пополнять при Сергее Собянине.
И если до недавнего времени у представителей общественных градозащитных движений была возможность хотя бы озвучить свою позицию на заседании Комиссии по вопросам градостроительной деятельности в зонах охраны памятников и на территории достопримечательных мест, в народе именуемой «сносной комиссией», то теперь этот этап из цепочки принятия решения о застройке того или иного клочка столичной земли исключен. Памятники стираются, на месте старинных усадеб появляются клонированные элитные микрорайоны. Остаются ли у энтузиастов инструменты для взаимодействия с бизнесом и властью, «Ко» рассказал член координационного совета общественной организации «Архнадзор» Юрий Егоров.
– Юрий, «сносную комиссию» все-таки закрыли?
– Да! И ладно бы ее просто закрыли, но они сделали так, чтобы сейчас можно было пересмотреть все решения, которые приняты комиссией ранее. Конечно, могут пересматриваться не только постановки зданий или территорий на охрану, но и решения о сносе. Но предполагаю, что таких будут единицы, а вот снятием охранного статуса застройщики могут воспользоваться. Тут мы пока за руку никого не схватили. Но вполне вероятно, что такие люди найдутся.
– Комиссия была приметой собянинского времени?
– Нет, она существовала и раньше, ее история началась в 1970‑е. Названия были разные, но смысл один – рассматривать вопросы градостроительной деятельности на исторических территориях. При Юрии Лужкове ее называли либо «сносной», либо «расстрельной». Пришедший ему на смену Сергей Собянин достаточно быстро свернул ресинские (Владимир Ресин, руководитель стройкомплекса Москвы в 2001–2011гг.– Прим. «Ко») порядки, назвав комиссию рассадником коррупции, но через какое-то время совещательный орган собрали заново. Вкомиссии всегда была куча чиновников – от префектуры до МЧС, – естественно, их всегда оказывалось больше, чем общественников. При этом тех, кто в теме, было меньшинство. И окончательные решения зависели, как правило, от мощности инвестора. Да, эта площадка была не самая удобная, но теперь нет и ее. Сейчас просто неизвестно, какие проекты обсуждаются на заседаниях Градземкомиссии (ГЗК), есть ли в ее составе хоть один специалист по наследию, эксперты. Какие-то следы деятельности мы можем найти в СМИ, но уже в виде «ГЗК решила». Приоткрывшийся вход для общественности благополучно захлопнулся.
– Существует «черная книга» застройки исторических мест столицы. Насколько активно она пополняется в последнее время?
– «Архнадзор» ведет учет полных или частичных утрат памятников и особо охраняемых объектов, неудачных реставраций. Счет идет на сотни. (Изпоследних потерь: здание госпиталя Красного Креста постройки 1914 г. на Красноказарменной улице, которое было снесено в День города Москвы‑2015, через несколько часов после известия о принятии Мосгорнаследием к рассмотрению заявления о признании здания памятником. В августе был снесен жилой дом в поселке Сокол постройки братьев Весниных, являвшийся объектом культурного наследия регионального значения. – Прим. «Ко».). Очень частая практика, когда под видом согласованной реставрации проводится фактически новое строительство. Бывает так называемый снос до фасада, когда от исторического здания остаются только стены – это тоже утрата.
– Заметно ли отличие нынешнего времени от лужковского?
– С начала мэрства Сергея Собянина, с октября 2010‑го по август 2014г., по нашим данным, в столице было уничтожено около 60 исторических строений. Но разница между эпохами все-таки заметна, хотя, может быть, не все в «Архнадзоре» со мной согласятся. Во времена Лужкова в столице было негласная конфронтация между федеральным центром и властями Москвы, за каждой силой стояли свои застройщики. Одни были аффилированы с «царем», другие – с «удельными князьями». Конфликт интересов между мэрией и Кремлем позволял блокировать решения, выходившие за рамки здравого смысла, то есть всегда можно было обратиться к противной стороне в поисках правды.
Характерный пример – судьба Кругового депо, расположенного недалеко от Ленинградского вокзала. Пока у власти был Юрий Лужков, который с Владимиром Якуниным не дружил никак, депо держалось. Есть памятная запись мэра, сделанная от руки: «Вопрос с Круговым депо решен окончательно, это памятник, и трогать его нельзя!» Но после утраты доверия Лужковым Сергей Собянин с РЖД договорился – половину здания, возведенного раньше Ленинградского вокзала, в 1847 г., архитектором Константином Тоном, мы потеряли. Кстати, памятником оно было признано еще в 1991 г. В ночь с 30 на 31мая 2013 г. часть депо была снесена в обход всех предписаний. Потом это было названо реставрацией и приведением к историческому облику. Резонанс был очень серьезный: с критикой, например, выступили английский архитектор Эйдан Поттер, эксперты из европейского центра исторического наследия Йорг Хаспель и Норберт Темпель, профессор из США Эндрю Долкарт. Чиновники от железной дороги считали, что памятник им мешает. Была бы политическая воля – можно было бы найти более цивилизованное решение.
На сегодня оставшаяся половина здания отреставрирована, не могу сказать плохо или хорошо – бывает и хуже, и лучше, и стоит пустая. Подо что использовать – непонятно! Признать сделанное компромиссом мы отказались, разругались с железнодорожниками. К сожалению, вместе с утраченными отношениями ушли очень интересные проекты по памятникам транспортного наследия, в том числе, например, проект технического музея.
– На конфликте застройщиков какое-то время продержался и «Детский мир» на Лубянке?
– Да, Лужков его закрыл и приговорил, но воплотить проект – полный разгром под видом реставрации – в жизнь он не рискнул. У Сергея Собянина была возможность решения отменить, тем более что были явные нарушения, но он предпочел проект довести до конца, то есть доломать то, что еще оставалось, аоставалось много. Витоге уцелели только внешние стены, а внутри– новодел, не имеющий никакого отношения к памятнику и даже не пытающийся его воспроизвести.
Или еще пример – недавно открывшаяся беда под названием «Геликон-опера». Пока был Лужков, проект «реставрации» известнейшей в столице усадьбы Шаховских был вялотекущим, даже удалось в какой-то момент с помощью прокуратуры стройку остановить, тогда еще можно было побороться за главный дом усадьбы и единственный уцелевший флигель в Калашном переулке. Потом пришли Собянин с Кибовским и Хуснуллиным, им преподнесли махинацию с адресом: речь шла о владении по адресу Большая Никитская, 19/16, внутри много построек. Раз в охранных документах номеров строений не было, то чиновники решили сохранить только главный дом. Делу был дан ход, в 2011 г. смахнули остатки флигелей, несмотря на общественное противодействие. Причем в одном интервью Марат Хуснуллин фактически признавал, мол, мы делаем нехорошее дело, но тут уже такое количество денег потрачено, что мы не можем остановиться.
На открытии Дмитрий Бертман– руководитель «Геликона» – нас же и лягнул: вот, негодяи нам мешали. Аперед этим вышла его мерзопакостнейшая статья в «Известиях», где он обвинял нас, что мы и старушек нанимали, чтобы они бесновались у него под окнами, и угрожали ему. Кстати, единственный мордобой за всю нашу градозащитную деятельность произошел как раз в театре.
– Сейчас противостояния команд больше нет. Изменилась ли от этого расстановка сил?
– Достаточно серьезно изменился пул застройщиков – лужковские на вторых, если не на более далеких ролях: про «Интеко» почти не слышно, «Дон-строй» остался, сменил владельца, но не так силен. Из новых – вылезла питерская «Группа ЛСР». У себя она уже имеет нехорошую славу. В Санкт-Петербурге этот застройщик собирается сносить блокадную электроподстанцию на набережной Фонтанки. Это тяговая подстанция ленинградского трамвая – небольшое конструктивистское здание, основная ценность которого мемориальная: в самую сложную блокадную зиму она давала ток ленинградскому трамваю, и благодаря этому жертв было меньше, а надежды больше. Если мы ее потеряем, это будет позор для всей страны. По проекту застройки, на этом месте должен быть апарт-отель. По Питеру прокатилась волна выступлений, но инвесторы все равно продолжают давить на структуру по охране памятников. И история только начинается. Эти же люди в Москве сносили дома Привалова на Садовнической, 9. Административный ресурс был огромный, и столичные чиновники взяли под козырек, несмотря на то, что нарушения были на поверхности. Проект долго стоял замороженным, и сейчас его реанимировали. Утрачены три этапа творчества одного архитектора, Эрнста-Рихарда Нирнзее, – модерн начала века. Очень интересные здания, в одном из них располагалась редакция «Млечного пути», где как поэт открылся Сергей Есенин. Все снесено под ноль. Компании отдана застройка ЗиЛа. Приходится констатировать, что ЗиЛ погиб неисследованным: был очень сложный доступ на территорию. Те, кто там был, говорили, что внутри сохранились и постройки начала завода 1916г., и конструктивистская архитектура 1930‑х. Единственное, что признано памятником, – здание заводоуправления, ранний Мельников. Как говорят иностранные эксперты, в мировой практике это уникальный случай, когда огромная промышленная территория зачищается под ноль. Был случай банкротства завода «Икарус», производство перепрофилировали – они стали собирать грузовики под той же маркой. Здесь тоже можно было что-нибудь придумать, угробить такое производство – это надо суметь. Понятно, что часть зданий была необратимо аварийной.
– Чья еще деятельность вызывает опасения градозащитников?
– На слуху «Галс» с АФК «Система». А из проектов – это «Детский мир», это стадион «Динамо». В результате махинаций с документами стадион превратился из памятника в достопримечательное место; была быстро сделана экспертиза, признающая, что большая часть памятника – новодел. Хотя, когда сносили, было видно, что все из одного и того же кирпича, а на стенах, признанных новыми, были барельефы скульптора Меркурова. В итоге три четверти исторического здания снесено. На их месте завершается возведение футбольного стадиона, который должен был стать одной из главных арен ЧМ‑2018, ивдруг оказалось, что он не проходит по вместимости и не сможет принять ни одного матча мундиаля. То есть историческое «Динамо» пропало зря.
- Юрий, вы отвечаете в «Архнадзоре» в основном за транспортное наследие. Удастся ли Московскому метрополитену сохранить статус одного из самых красивых в мире?
– Метро – совершенно особая категория объектов: это действующее транспортное предприятие, довольно закрытый спецобъект. Процесс постановки на охрану остановился на станциях четвертой очереди и кольцевой– станциях, построенных в сталинский период. Таким образом, статус региональных памятников имеют только 12станций, еще 33 – выявленные объекты культурного наследия.
Большой износ и соображения безопасности подразумевают ремонт, но подход не архитекторский – делают дешевые офисные интерьеры. Первым делом мы потеряли эскалаторные наклоны, потом изменили мощность освещения – в результате искажаются задумки архитектора. Например, на «Октябрьской-кольцевой» мы видим полную утрату замысла в результате ремонта: мы вошли в триумфальную арку и попали в современный офис. «Бауманская» была станцией с последним деревянным эскалатором – его уже нет. В целом везде в подземке очень низкое качество ремонтных работ. Но у руководства метрополитена есть отговорка: мы спецобъект и ни с кем советоваться не обязаны.
На реставрации, а фактически уничтожении «Киевской», работает архитектурное бюро «Китеж». Доходит до абсурда: облицовочные мраморные плиты просто отдираются ломом от колонн и ляпаются обратно. Плитку стали лепить, как в общественном туалете, потом, после жесткой критики, опомнились. Но кладут криво. Самое страшное в том, что сейчас прошли тендеры на ремонт всех станций первой линии, ивыиграл их тот же «Китеж».
– Но победы-то были?
– Самая большая победа – это особняк Зиновьевых-Юсуповых в Большом Афанасьевском переулке. Пять лет назад это была печальная руина, которая шла под снос. Между прочим, палаты XVII века, от которых остались только стены и местами своды. Сначала удалось добиться, чтобы стройка прошла стороной, и вот недавно пришла новость, что в отреставрированном все-таки здании будет нумизматический музей – обещал Вагит Алекперов из «Лукойла».
– Какие районы изменились до неузнаваемости?
– В Москве есть места, которые изменились полностью – пространство между Москва-рекой и Остоженкой. Там осталось всего два или три исторических дома, но всюду торчат непонятные почеркушки непонятных архитекторов, абсолютно мертвый район подвывеской элитного жилья. Арбатские переулки пострадали еще в советское время, но они еще существуют. Воздвиженка довольно сильно пострадала и в лужковские времена, ив наши.
Постепенно уходит ВДНХ, с которой сняты все ограничения: много чего уже снесено из того, что не стоило сносить, несуразный океанариум построен. Власти сверху сказали «надо»– город взял под козырек.
Стоит отметить, что есть здания, имеющие статус ценного градоформирующего объекта, такие «недопамятники», – они страдают в первую очередь, так сложилось еще при Кибовском, возглавлявшем тогда Мосгорнаследие. Есть ценные объекты, которые выявлены, но еще не прошли экспертизу. Вот две категории памятников, которые просто «подвисли»: те, кто должен ими заниматься, их игнорируют. Многих эта ситуация устраивает.
– А кого не устраивает? Кто поддерживает деятельность «Архнадзора»?
– Есть несколько кругов сочувствующих. В координационном совете около 20 человек, потом ближний круг– рядовые волонтеры, которым никаких денег не платят, – их несколько десятков. Кто-то из них входит в дозоры, кто-то ведет только один памятник и знает о нем все, и обивает чиновничьи пороги, пишет письма. Есть несколько тысяч сочувствующих: те, кто включается в градозащитную деятельность от проекта к проекту. Увеличению их числа способствует образовательная программа «Архнадзора» – «Школа наследия». Финансирование нашего общественного движения осуществляется за счет премий и грантов, спонсорских денег и собственных средств активистов.