«Дорогой наш Староста, что мы будем делать с самогоном. Вот прошло 9-ть годов и какие меры не применялись, а самогон не уничтожается, а наоборот более, и я уверен не уничтожить. Народ озлился, пусть, говорят, все забирают, все равно. Да и в самом деле крестьянину и выпить ведь нужно, а чего же он выпьет, когда казенные 1 р. 10 к. Ведь это нужно 2 пуда пшеницы, а он из этого хлеба выгонит 1 1/2 ведра не хуже казенного. И плюс к этому барда свинье или корове — у него ничего не пропадает. А если хотим сделать, чтобы не гнали, то нужно удешевить казенную».
Так в 1926 г. жаловался в письме на жизнь Всесоюзному старосте дедушке Калинину крестьянин Захар Губин. Похоже, что скоро его крамольные речи вновь станут весьма актуальными. Власти готовят решительное наступление на алкогольный рынок, точнее, на обширную его нелегальную часть. Если оно удастся, то страна забудет о суррогатах, которыми травилась в прошлые годы. И вспомнит о самогоне — потому что никакая, даже самая дешевая, водка не сможет заполнить нишу «забюджетного» алкоголя. Водка теряет позиции и на другом конце социальной лестницы: те, кого вопрос цены не волнует, все чаще изменяют ей с импортными виски, коньяками и пивом. И с ростом доходов количество распробовавших заморские крепкие и российские слабоалкогольные напитки будет только расти, а доля водки — уменьшаться.
НЕ РАДИ ДЕНЕГ
Аналогичную реформу правительство задумывало провести и в прошлом году. «Зерна здравого смысла» чиновники посеяли в январе, а осенью пожали бурю. В начале года из-за повышения акциза для производителей спиртосодержащей бытовой химии на рынок выплеснулось огромное количество «ненастоящего суррогата», употребление которого во многих случаях вызывало токсический гепатит. Везунчикам доставались легальные стеклоочистители и антисептики — «Максимки», «Огоньки» и «Трояры» — из старых запасов. Вновь произведенная легально продукция была и дорога, и отвратительна на вкус — теперь технический спирт, по закону, нужно обязательно «портить» специальными добавками. А те, кто выпил «поддельной» «Максимки» — дешевой и с почти «обычным вкусом», но «забодяженной» из токсичных ингредиентов, — оказывались на больничных койках, а то и в могиле. Пока подсчитать, какая часть из выпитых за год около 35 млн дал суррогатов была подделкой, невозможно.
Теперь правительство собирается учесть ошибки прошлого года. Для этого можно, например, ввести акциз на всю спиртосодержащую продукцию, то есть и на лекарства, и на парфюмерию с косметикой (лосьоны и одеколоны). Или сделать единый акциз на сам этиловый спирт (сейчас его производитель платит 22 руб. с литра, а изготовитель конечного товара — 163 руб.). По крайней мере, мысль чиновничья движется «в таком направлении», признает источник в одном из министерств, готовящих предложения для Путина. Если дойдет — то случай выйдет прецедентным: впервые реформу затеют «не только для того, чтобы собрать побольше денег в бюджет, а чтобы выбить опору у бизнеса суррогатчиков», поясняет представитель Союза производителей алкогольной продукции Дмитрий Добров.
Импортерам, ввозящим в Россию дорогие духи, повышение акциза сильно не навредит — а нашим парфюмерам действительно придется поднять цены, прогнозирует исполнительный директор Ассоциации производителей парфюмерии, косметики и бытовой химии Сергей Большаков. Хотя для большинства парфюмеров цена спирта — это все равно капля в море по сравнению с другими затратами. А вот по тем, кто производит продукцию, употребляемую отнюдь не в косметических целях, будет нанесен тяжелый удар, соглашается он.
Глава Ассоциации российских производителей фармацевтических препаратов Лилия Титова и не спорит, что некоторые фармпроизводители ориентированы на алкоголиков. «Люди много пьют — понятно, что бизнесмены реагируют на спрос и выпускают настойки, легко даже вычислить момент, когда они начали ориентироваться на алкоголиков — это было в конце 1990-х, когда в продаже появились бутылочки по 100 мл, ведь в советские времена “боярышник” мало пили из-за неудобной фасовки по 25 мл, — говорит она. — Но он хотя бы безопаснее другой спиртосодержащей дряни».
Если на лекарства с высоким содержанием спирта тоже будет действовать акциз, те, кто их употребляет по назначению, по мнению Титовой, не пострадают: «Для лечения настойками надо несколько капель в день». А вот пьющим «боярышник» литрами изменения явно не понравятся: цена его, по расчетам Newsweek, вырастет в среднем в 2 раза — с 13 до 26 руб. В водочном эквиваленте стоимость приблизится к 70 руб. за пол-литра, то есть к цене легального спиртного. Правда, это если исходить из того, что фармацевтические производства обложат сбором по полной — а ведь могут ограничиться и 50-, и 30-процентной ставкой.
Зато по «леваку» — водочному прежде всего — однозначно ударит заявленное Путиным ужесточение наказаний, которые сейчас просто смехотворны. Например, ответственность за подделку акцизных марок начинается со штрафа в 40 000 руб., и лишь при всех отягчающих пойманный за руку «фальшивомарочник» может получить до 2 лет лишения свободы. При этом до сих пор есть ответственность — правда, административная — за производство спирта без квот, хотя само квотирование отменили больше года назад, недоумевает президент Национальной алкогольной ассоциации Павел Шапкин. Он не сомневается, что если «привести в чувство» Уголовный и Административный кодексы и поднять акцизы, то «рынок суррогатов почти исчезнет».
СВАРЕНО ДЛЯ ВАС
Newsweek) за 40 рублей для них дорога. Остается только самогон». Дмитрий Добров приводит другие расчеты: регулярно — и чтобы не разориться — покупать нормальную водку могут люди с ежемесячным доходом свыше 7000 руб. 40% населения живет на меньшие деньги. Для них, как и описывал в 20-е годы проблему крестьянин Губин, остается выбор между дорогой водкой и дешевым самогоном.
Первый шаг навстречу самогонщикам государство сделало, когда запретило продажу водки в небольших магазинах — провинцию попросту лишили доступа к легальному алкоголю. А серьезное оживление в стане изготовителей первача наступило уже в прошлом году, как раз из-за волны отравлений суррогатами. В Псковской области, лидировавшей по числу заболевших токсическим гепатитом, ходили слухи, что отрава содержится и в самой обычной заводской водке, и даже в пиве. И уже не алкоголики, а вполне приличные псковичи сделали вывод, что пора переходить на самогон — там «химии неоткуда взяться». Хотя в регионе действует запрет не только на его продажу, но даже на производство, бороться с самогонщиками почти невозможно.
Инспектор городского УВД Евгений Кулешов возил осенью журналистов на показательный рейд по псковским квартирам, которые торгуют деревенским самогоном. Их в городе, по подсчетам милиции, 188. Со второй попытки попали явно куда надо: Елена Егорова, бывшая сотрудница швейной фабрики, еле успела вылить «товар» в раковину. Хотя замести следы не удалось: семейная пара алкоголиков отоваривалась у ее импровизированного прилавка (окна квартиры — на первом этаже, а вместо стекла — кусок фанеры) в аккурат перед приходом инспектора с журналистами.
— Вы продаете через окно, — уличал Егорову инспектор Кулешов.
— Но с поличным вы меня не поймали, — возражала она, кутаясь в халат.
— Но у нас есть два свидетеля. Они только что у вас купили. Остальное вы успели вылить.
— Ничего я не выливала, — невозмутимо отвечала хозяйка, пока Кулешов вытаскивал из-под кухонного стола мешок с пустыми бутылками.
— А запах? Там чувствуется, если понюхать раковину, — настаивал инспектор, заглядывая в подпол и во все шкафы.
— Я сама выпиваю, — с вызовом говорила самогонщица. — От этого никто не застрахован. Кто хочет жить, тот выпивает в меру.
В окно неверной рукой постучали. Милиционер открыл лавочку.
— Здравствуйте, сколько вам? — спросил инспектор у алкоголика Виктора Семеновича, протягивающего ему 20 руб. — На пол-литра, да?
— Да, — подтвердил Виктор и уставился в телекамеру ВВС.
Потом Виктор Семенович сообщил, что всегда берет самогон только у Елены Евгеньевны. Это как брэнд. Знак качества. Не подведет. В округе все знают, в какое окно стучаться. А у входа в подъезд красуется надпись: «Пенсионерам и ветеранам ВОВ вход за самогоном запрещен. В том числе инвалидам на колясках». Наверное, местные тимуровцы так борются с самогоноварением. И милиционеры, конечно, давно знают Егорову и даже могут прикинуть, какова дневная выручка ее лавочки — где-то 400 руб.
Но улик нет, и приходится оставить ее в покое. Виктору инспектор дает еще 20 руб., и процессия движется в соседний дом. Там торгуют через железную дверь, в которой проделали амбразуру — вроде тех, что были в крепостных воротах. Самогон Виктору продали, но сразу захлопнули лавочку, как только увидели Кулешова.
— И как самогон? — не терпелось узнать журналистам.
— Ну, я еще не пробовал, — сказал Виктор Семенович и откупорил бутылку.
— А не страшно это пить? — наседали на алкоголика журналисты.
— Ну, я слышал об этом [отравлениях суррогатами], но не верю.
— А из знакомых никто не потравился?
— Нет, — с уверенностью сказал Виктор Семенович, но спустя пару секунд добавил: — Я думаю, нет.
— Но в больнице люди мрут.
— Ну и ладно. Я же пью только самогон, — гордо отрезал алкоголик.
И это, пожалуй, меньшее зло. Пусть российский самогон, в отличие от других популярных дистиллятов, вроде той же граппы, текилы и сливовицы или же виски с коньяком, не стал предметом национальной гордости, но продукт, как правило, натуральный. Это признают даже чиновники. «Самогонку в деревнях гонят женщины, гонят аккуратно», — заступается за самогон Владимир Нужный из Национального научного центра наркологии Минздравсоцразвития. Травить односельчан на деревне не принято, да и технология такова, что смертельный продукт сразу видно. «Самогон, где сивушных масел столько, что это опасно для жизни, просто невозможно выпить, — объясняет Нужный, — а вот всякие технические жидкости я видел очень привлекательные: и цвета приятного, и пахнут хорошо».
И дурная слава о самогоне, который в благополучных городах ассоциируется разве что с содержимым огромной мутной бутыли из фильма «Самогонщики», пошла зря — во многом благодаря постоянным антиалкогольным кампаниям да монополиям, из-за которых производство всегда оставалось полуподпольным, говорит Николай Полуэктов, один из совладельцев компании «Самогон», единственной компании — производителя легального самогона в России. Он считает, что самогонка могла бы вполне стать «нашей граппой», а то и «нашим коньяком, но для того, чтобы появилась культура самогоноварения, нужны, конечно, совсем другие условия». В качестве примера Полуэктов приводит Чехию, где домашнее производство и продажа плодовых самогонов легализованы. Продавать, правда, можно только там, где произведено.
САМОГОН 15-ЛЕТНЕЙ ВЫДЕРЖКИ
А часть аудитории изменяет водке, понижая градус, со слабоалкогольными коктейлями, пивом или вином, что тоже связано с ростом достатка, считает совладелец компании Simple и глава комиссии «Опоры России» по алкоголю Максим Каширин. То, что водка сдает позиции, зафиксировали и аналитики британской исследовательской компании Euromonitor — по их подсчетам, продажи водки в России в прошлом году сократились на 3,9% (до 175,6 млн дал), а всего за последние 6 лет она уступила 15% рынка (в натуральном выражении). «Пока тенденция к снижению потребления водки еле заметна, — констатирует Дробиз, — но через 15 лет ее потребление может сократиться на 30%». И «еле заметна» — это уже много, ведь потребление остальных алкогольных напитков только растет.
Так что культура пития обеспеченных граждан медленно, но меняется. Водку не отнесешь ни к аперитивам (то, что пьют до еды), ни к дижестивам (после) — в отличие от виски или кальвадоса. «Раньше это был напиток трапезный, — говорит Каширин, — но к стейку или к суши рюмка водки — не лучшее дополнение». Старшее поколение, конечно, по старинке предпочитает «беленькую». «Я могу себе позволить и дорогое вино, и самый лучший коньяк. Но не позволяю. Потому что, когда я пью водку, я знаю, как именно я опьянею, от какой дозы, каким будет похмелье и что с ним потом делать, — объясняет 46-летний бизнесмен Павел Клинков. — Вот за эту предсказуемость я ее и люблю». Но вот молодежь падка на все новое. Уже многие годы по темпам роста лидируют коктейли в баночках — это выбор обширной аудитории со средним достатком.
ЗАКУСЫВАТЬ НАДО
ОПЫТ | ВОН, САМОГОН
Вера Шенгелия, ответственная за подготовку браги:
В Интернете можно найти массу самых подробных инструкций по приготовлению самогона. Не говорится там только об одной, пожалуй, самой важной детали. Самогон – на всех этапах приготовления – очень воняет. Это главная и почти непреодолимая трудность, с которой сталкивается начинающий самогонщик. Для опытного, говорят, это не проблема. Опытный пропитывается парами самогона и запахом браги, начинает фактически состоять из них сам – и уж, конечно, не замечает.
Можно сделать самогон из розовых лепестков, шалфейный самогон, яблочный, померанцевый, коричный и много еще других. Недостаток всех этих, наверняка прекрасных, напитков, в том, что брагу для них нужно выдерживать не меньше недели.
Но, как выяснилось, при желании подготовить ее можно и за два часа. Смешиваешь ингредиенты, заливаешь их в стиральную машину, два часа крутишь – и можно гнать.
Только вот желающих пожертвовать бытовой техникой не нашлось. Поэтому был выбран рецепт «самогон за двое суток»: горох, дрожжи, сахар, молоко, вода, смешать, в тепло на двое суток – и можно гнать.
Времени было мало, купили все в ближайшем круглосуточном магазине. Сахар по 30 руб. за полкило, пакет молока – еще 30, сухих дрожжей (нужно в три раза меньше, чем свежих) на 70 руб., полкило гороха – еще 13. Всего – 223 руб.
Мягко говоря, мы переплатили. Любой деревенский самогонщик такую расточительность бы не одобрил. Сахар-песок можно купить за 17 руб., свежие дрожжи на рынке – за 30.
Теперь, когда стало окончательно ясно, что желающих попробовать отменный гороховый первач нам не найти, признаюсь: я уронила туда пластиковую пробку и небольшой кусочек канцелярского ластика. Не думаю, что это чем-то чревато. Известно же, что гнать можно даже из табуреток.
После того как ластики, пробки, дрожжи и прочие составляющие были смешаны, мы надели на бутылку желтую резиновую перчатку и разошлись по домам. Наутро оно забродило! Все признаки были налицо – вялая с вечера резиновая конечность обрела объем и приветливо покачивалась, со дна поднимались пузырьки, в редакции стоял характерный запах дешевого шампанского, а корреспондент, рядом с рабочим местом которого стояла бадья с забродившем месивом, жаловался на головокружение.
Инструкцией было предписано пару раз взбодрить дрожжи и приступать к перегонке.
Антон Злобин, оператор самогонного аппарата:
Варить самогон решили ночью – чтобы не смущать вонью сотрудниц других журналов издательского дома. Несколько часов заняла сборка аппарата – то соединительные пружинки ломались, то никак не могли подключить тонкий шланг охлаждения к водопроводу. Наконец поздно ночью все было готово. К тому времени брага приобрела цвет и консистенцию яичного желтка и стойкий запах перегара. Переливать эту гадость в мой аппарат доверили главному редактору. Толпа любопытных, собравшаяся у булькающего аппарата, вскоре потеряла интерес к процессу и рассосалась, а первые капли спирта упали лишь через пару часов.
К утру вонь выветрилась, а остатки браги в остывшем аппарате приобрели нежно-апельсиновый оттенок. Графин с прозрачным самогоном по-прежнему стоял нетронутым – попробовать его так никто и не решился. Пропадало около литра ценного 80-градусного напитка – если разбавить, хватило бы примерно на четыре поллитровки.
Ценного в прямом смысле: себестоимость такой «водки» получилась бы порядка 55 руб., то есть немногим меньше, чем дешевой заводской. Конечно, если бы мы покупали продукты на оптовом рынке, себестоимость пол-литры удалось бы сбить где-то до 30 руб. Но учитывая капитальные затраты (то есть инвестиции в оборудование), наше производство окупилось бы только после 200-й бутылки. И это без учета амортизации.
ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА ПЬЯНКИ
Путь от борьбы с алкоголем через тотальный дефицит — к тотальному изобилию с элементами дефицита
1980
Вина всего по стране пьют в 1,5 раза больше, чем водки. Водка «Пшеничная» стоит 5 руб. 70 коп., «Русская» – 4 руб. 12 коп., зато бутылку вина «Золотая осень» можно купить всего за 1,5 руб. В ходу приторные низкокачественные портвейны – «Кавказ» и «777». Довольно крепко, а главное, доступно – 1 руб. 20 коп. за бутылку.
1985
Годы антиалкогольной кампании Горбачева–Лигачева. По всей стране вырубают виноградники. Алкоголь можно купить только в будни и только с двух часов дня. В деревнях с удвоенной силой начинают гнать самогон, причем из всего подряд: винограда, яблок, прокисших помидоров, засахарившихся конфет. Для такого пойла изобретен термин «табуретовка», хотя до перегонки мебели, по официальным данным, не дошло.
1992
Бурный рост потребления алкоголя после временной отмены госмонополии на производство и торговлю спиртным. Пьют спирт «Рояль» в пластиковых бутылках, ликер «Амаретто», пахнущий освежителем воздуха «Ореховый», и палёную водку, которую делают в подпольных цехах Северной Осетии. Рост потребления продолжается до 1994 г.
1994 – 1998
Пьют в стране меньше. Но не потому, что одумались, а потому, что некому: за годы рыночных реформ умерло около 30 млн пьяниц и алкоголиков. И самогон, и нелегальная водка, и технические жидкости по-прежнему в употреблении, но алкогольная смертность падает. По тем же причинам – почти все умерли.
1998 – 2006
После дефолта 1998 г. пить начинают больше. В крупных городах с ростом доходов привыкают пить уже почти по-европейски: меньше водки, больше пива и слабоалкогольных коктейлей. Но те, для кого важно получить максимальный градус на каждый заплаченный рубль, своему выбору не изменяют. Варьируются частности: самогон, «левак» и ставший теперь знаменитым стеклоочиститель «Максимка». Смертность от алкоголя падает только с 2003 г.