Мы говорим Johnson & Johnson и подразумеваем в 99 случаях из
100 бактерицидный пластырь Band-Aid или какую-нибудь присыпку для детей,
крем-лосьон для взрослых. Как максимум — глюкометр, если в семье кто-то страдает
диабетом. С генеральным директором Johnson & Johnson Россия и СНГ
(подразделение медицинских изделий) Арманом Воскерчяном разговор шел совсем о
другом. Едва ли не главными словами в этой беседе были «обучение» и
«образование».

   Обучать и образовывать J&J хочет в
первую очередь врачей, а равно и госчиновников, администраторов здравоохранения
и пациентов. Без этого ее бизнес, связанный не просто со здоровьем, а с
оказанием высокотехнологичной медицинской помощи (ВМП), никак не пойдет. ВМП —
это операции на открытом сердце, трансплантация сердца, печени, почек,
нейрохирургические вмешательства при опухолях головного мозга, лечение
наследственных и системных заболеваний, лейкозов, тяжелых форм эндокринной
патологии, хирургия высокой степени сложности, репродуктивные технологии и
современные методы выхаживания детей первых дней жизни.
   Сегодня в России такая помощь оказывается в основном за счет федерального
бюджета и на основании государственного задания, которое формирует
Минздравсоцразвития, ориентируясь на заявки регионов. Другими словами, речь идет
о квотах на подобные вмешательства, которые по ходу дела могут корректироваться
и корректируются. Понятно, впрочем, что 18 400 пациентов, получивших ВМП в 2008
году, или 22 700 человек, которые получат ее в 2009-м, — капля в море, учитывая
численность населения и состояние его здоровья.
   Дело тут, конечно, в
деньгах. Но не только. Слишком часто ни измученные пациенты, ни вполне
благополучные организаторы здравоохранения, ни затурканные рутиной врачи даже не
знают о существовании и сравнительной доступности тех или иных
высокотехнологичных методик лечения. А если, скажем, доктора что-то и слышали,
то не умеют соответствующие процедуры выполнять, что, понятное дело, не их вина,
а их беда. Отсюда вытекает алгоритм действий на нашем потенциально колоссальном
рынке любого поставщика техники, изделий, оборудования для ВМП, включая и
J&J: сначала рассказать о том, что есть, потом показать и доказать, что это
необходимо, полезно и выгодно, в том числе и экономически, убедить власти
выделить соответствующее финансирование и исхитриться сделать так, чтобы эти
деньги пошли на проекты на основе предлагаемых именно твоей компанией продуктов
и медицинских процедур. Это мало похоже на простое и ясное «произведи — продай».
Это бизнес долгосрочный, поначалу и вовсе затратный, в известном смысле
инвестиционный, причем с мало предсказуемой доходностью, да к тому же еще и во
многом зависящий от макроэкономических факторов и настроений в коридорах власти.

   — Когда J&J пришла на этот рынок, он считался одним из самых
перспективных, а сегодня даже президент признает: кризис ударил по нашей стране
сильнее, чем по другим. Нет у вас сожаления о потраченных деньгах и
времени?
   — У каждого времени свои сложности. Но мы не просто не жалеем о
том, что все эти годы инвестировали в развитие своей инфраструктуры и различных
проектов, а считаем, что российский рынок на сегодняшний день продолжает
оставаться одним из самых интересных в мире. Почему? Именно потому, что рынок
высоких медицинских технологий (ВМТ) в России только-только развивается. Мы еще
очень далеки от того уровня, который можно было бы описать словом «насыщение».
Наше глубокое убеждение — этот рынок будет развиваться опережающими темпами по
сравнению с европейским и американским, а Россия была, есть (может, с поправкой
на временные сложности) и будет драйвером роста для компаний сферы
здравоохранения. И мы продолжим инвестировать в Россию.
   
   — Что вы
имеете в виду, говоря, что рынок ВМТ в России только начинает
развиваться?
   — К сожалению, должен признать, что по уровню развития ВМТ мы
намного отстаем от всех развитых стран. Возьмем, например, стентирование
(введение в сузившийся сосуд, который питает сердечную мышцу, стента — тонкой
металлической трубочки, изготовленной из специального сплава и покрытой
лекарственным веществом). В сосуде она расширяется, вжимается в стенки сосуда и
увеличивает его просвет, тем самым способствуя налаживанию кровоснабжения
сердца. Это стандартный для развитого мира метод лечения ишемической болезни
сердца. В России производится около 300 таких операций на миллион населения в
год, в США — больше 2000, в европейских странах, даже восточноевропейских,
например в Чехии, Польше — 1000 — 1400. Похожая ситуация и по другим видам ВМП:
имплантация тазобедренных и коленных суставов, хирургическое вмешательство с
использованием лапароскопических технологий и так далее.
   Еще один
показатель, который может быть интересен для нашего разговора, — число
специалистов в этих областях. Интервенционных кардиологов, которые выполняют
процедуру стентирования, в России меньше 700, а нужно больше 3000.
Хирургов-ортопедов, которые имплантируют суставы на регулярной основе, меньше
300, а нужно 2500. То есть притом что в России врачей больше, чем в любой другой
стране мира в расчете на миллион населения, тех, кто умеет работать с высокими
технологиями на ежедневной основе, существенно меньше. Поднять уровень
специалистов — в этом мы тоже видим одну из своих задач. Высокотехнологичные
операции должны стать в России рутинными и делаться практически в любой клинике,
а не только в ведущих центрах в нескольких городах. Именно ради качественного
повышения уровня подготовки специалистов в области высокотехнологичной медицины
мы в партнерстве и во взаимодействии с федеральными и региональными властями
приняли участие в проекте создания в Казани учебно-методического центра высоких
медицинских технологий. Это наш флагманский образовательный проект в России.

   
   — Как переживаете кризис?
   — Больше внимания уделяем
бизнес-эффективности, упорядочению процессов внутри компании. Скорректировали
планы по росту организации, пересмотрели бюджеты, в том числе на рекламу,
перенесли ряд инвестиционных проектов на следующий год. При этом сохраняем или
даже увеличиваем вложения в ключевые на сегодня для нас направления, прежде
всего в профессиональное образование врачей. В него мы вкладываем около 4%
оборота, практически сохраняя докризисный уровень. Скажем, общий объем
инвестиций в тот же учебно-методический центр в Казани до 2012 года составит $10
млн.
   
   — Сокращение штатов провели?
   — Нет. Мы сокращения не
проводили и продолжаем прием сотрудников в те подразделения, которые
демонстрируют существенные темпы роста. И зарплаты не урезали. Наоборот, в этом
году индексировали их почти в соответствии с уровнем инфляции.
   
   —
Как нынешняя ситуация влияет на ваш бизнес, отношения с партнерами?
   —
Прежде рост госрасходов на здравоохранение опережал рост ВВП. В этом году бюджет
здравоохранения, как, собственно говоря, и всей страны, пересмотрен, крупные
инфраструктурные проекты заморожены, и это наложило свой отпечаток на всю
индустрию и на нас. И конкуренция обострилась.
   Еще один очень важный
фактор — девальвация рубля: ведь J&J ведет свою операционную деятельность и
отчетность в долларах США. Это заставило нас пересмотреть ценовую политику и
отношения с дистрибьюторами.
   
   — Можно сказать, что ради сохранения
партнеров вы пошли на уступки?
   — Да, безусловно. Мы постарались проявить
гибкость, беря определенные риски на себя и частично компенсируя партнерам
связанные с девальвацией потери.
   По ряду продуктов мы пошли на достаточно
значительное снижение цен в долларах, чтобы минимизировать увеличение цены в
рублях, пересмотрели принципы скидочной политики. Нам важно создать и сохранить
базу для долгосрочного сотрудничества.
   
   — И все-таки без
партнерства с государством, а точнее, без взаимодействия с чиновниками
рассчитывать вам не на что. Тяжелое это дело?
   — За последние несколько лет
произошло много положительных сдвигов в этой области, и диалог между бизнесом и
государством находится на более высоком уровне, чем 4 — 5 лет назад.
GR-составляющая действительно у нас является одной из основных. У нас есть
структурное подразделение, которое занимается GR и взаимоотношениями с
госорганами.
   Вообще присутствие в стране может быть успешным только в том
случае, если задачи компании совпадают с задачами системы здравоохранения, если
мы двигаемся в одном направлении и помогаем национальной системе здравоохранения
в какой-то мере решать ключевые для нее проблемы. Только тогда можно говорить об
успешном, долгосрочном бизнесе. Это наша позиция.
   
   — Не могу не
спросить, хотя и не очень рассчитываю на откровенный ответ: как со
взяткоемкостью, откатами?
   — Мы — за этичный бизнес. Это наш принцип,
подкрепленный соответствующими внутрикорпоративными процедурами. Для нас как
компании, работающей в сфере здравоохранения, теневые схемы неприемлемы. Должен
сказать, что в последние годы в России сделан очень большой шаг в эволюции рынка
от серого к более прозрачному. А еще мы и другие 22 члена Ассоциации
международных производителей медицинских изделий (IMEDA) подписали Этический
кодекс компаний, работающих в этой отрасли. Документ регламентирует
взаимоотношения, которые у ключевых игроков могут быть с государством, и эти
отношения, разумеется, никак не предусматривают взяток, откатов или чего-то
подобного, как ни назови.
   Мы рады, что этот системный, согласованный на
уровне IMEDA подход к обеспечению максимальной прозрачности, внутреннего
контроля гармонирует с соответствующими декларациями самого государства о
намерении понизить уровень коррупционности во всех сферах.
   
   — Кто
ваши конкуренты? Рынок поделен?
   — Мы здесь, слава Богу, не одни. Слава
Богу, потому что монополизм никогда ни в одной стране не способствовал
эффективности бизнеса в долгосрочной перспективе. Сейчас на российском рынке
присутствуют все основные производители в области медицинской техники и
оборудования. Присутствуют в том или ином виде, напрямую либо через
дистрибьюторов. Российский рынок здравоохранения за последние несколько лет стал
настолько интересен для всех игроков, что присутствуют все. Но сказать, что он
окончательно поделен, наверное, было бы не совсем правильно.
   — Думаете
открывать производство в России?
   — Это очень серьезный для нас вопрос.
Главное для нас — качество продукции, и здесь, понятно, никакого компромисса
быть не может. Еще один определяющий фактор — экономическая целесообразность
локализации производства в той или иной стране. Мы сейчас пытаемся оценить все
возможности и варианты. Думаем о лицензионных договорах. Следующим шагом могло
бы быть уже полноценное производство. На сегодняшний день данный вопрос
находится в стадии внутреннего обсуждения.
   — А таланты российские
собираете?
   — Я часто привожу вот такой пример: в малоинвазивной хирургии
стандартной процедурой является использование сшивающих аппаратов. Так вот сама
идея таких аппаратов пришла из России, точнее, из СССР. Но именно из-за того,
что в те годы не было системы коммерциализации творческих озарений, коммерческое
продолжение задумка нашла только на Западе.
   Когда мы проанализировали
положение с инновациями в области ВМП, то оказалось, что 70% из них приходят из
семи стран, и Россия — одна из них. В России существовала и существует серьезная
научно-исследовательская база, есть много врачей с хорошими идеями. Нет системы
превращения идеи в рыночный продукт. И мы предложили концепцию так называемого
«инкубатора инновационных идей», где каждый желающий специалист, врач, у
которого есть идея и патент на нее или хотя бы заявка на патент, может
зарегистрироваться и изложить это свое предложение на специально созданном
сайте. Если идея представляет интерес для компании, соответствует ее стратегии,
мы даем зеленый свет и помогаем как можно быстрее вывести концепцию на рынок. Мы
только запустили этот «инкубатор идей», и сейчас идет этап селекции. Очень
надеюсь, что какие-то из предложений в итоге превратятся в полезные, а для
кого-то — и спасительные продукты и технологии.

   РЕЗЮМЕ АРМАНА ВОСКЕРЧЯНА
   ИМЯ: Арман Эмильевич
Воскерчян
   ГОД РОЖДЕНИЯ: 1968
   ОБРАЗОВАНИЕ: окончил Ереванский
Государственный мединститут (педиатрия). В 1997 г. защитил кандидатскую
диссертацию; имеет степень Executive MBA (Гарвард)
   ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ОПЫТ:
до прихода в «Джонсон & Джонсон» работал врачом-анестезиологом в одной из
московских клиник. В компании уже 10 лет. Начинал торговым представителем,
отвечал за развитие бизнеса в странах СНГ, последовательно возглавлял крупнейшие
подразделения в «Джонсон & Джонсон Россия».
   Гендиректор ООО «Джонсон
& Джонсон» с марта 2007 г.
   Член ряда общественных и научных
организаций
   СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ: женат, сыну 16 лет
   ХОББИ:
коллекционирует предметы искусства, ведет активную общественную деятельность,
любит путешествия и хорошую музыку

   JOHNSON & JOHNSON MEDICAL
   Johnson & Johnson Medical
— производитель высокотехнологичного медицинского оборудования, расходных
материалов, других изделий медицинского назначения.
   Объем продаж Johnson
& Johnson Medical по всему миру в 2008 г. — $23,1 млрд. По сравнению с 2007
г. рост
   составил 6,4%.
   Более актуальных данных компания не
предоставила.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *