Что делать с детьми-преступниками – сажать их или помогать им? Кировская общественность добивается, чтобы подросток не ушел от ответственности

Когда 13-летний Илья Фарафонов в первый раз прокатился на маминой «Ладе-Калине» по центру Кирова, сотрудники ГИБДД отпустили его за две тысячи рублей. Подростку «поверили» и что паспорт у него есть, и что права он просто дома забыл. Во второй раз мать оштрафовали, а машину забрали на штрафстоянку. В третий раз Илья снова взял ключи, пока мать спала, ровно год назад, в ночь с 9 на 10 мая, — и на пешеходном переходе сбил трех парней. 18-летний Антон Лучников погиб, 19-летний Вячеслав Воробьев остался инвалидом, 20-летний Николай Кокорин почти год провел на больничном.
Детей до четырнадцати лет по российским законам наказывать в уголовном порядке нельзя, но это не значит, что их на самом деле нельзя наказывать. У суда всегда есть выбор: оставить ребенка, совершившего преступление, дома, где за ним будут присматривать надзорные органы, или отправить его в спецшколу или спецучилище. С формальной точки зрения это помощь ребенку, и суд, принимая решение, должен думать не о том, где малолетнему преступнику будет хуже, а о том, где ему будет лучше. Но с точки зрения житейской это просто тюрьма для детей, институт изоляции и наказания. И общественное мнение, конечно, за второй вариант.
Илье Фарафонову теперь в Кирове жить непросто. Видео с запечатлевших аварию кировских милицейских камер оказалось в интернете, и местные жители решили, что ему и спецшколы мало, — обратились в «Единую Россию» с предложением снизить возраст наступления уголовной ответственности. Кировский губернатор Никита Белых остался недоволен решением суда, который отказался отправить Фарафонова в спецшколу, несмотря на ходатайство комиссии по делам несовершеннолетних. Сейчас дело рассматривается заново. Сам Илья говорит, что, если его отправят в спецшколу, он покончит с собой. Врачи подтверждают: он уже несколько раз резал себе вены.

УБИЙЦА НА СВОБОДЕ

Появилось видео, под окнами Фарафоновых начались демонстрации, а в интернете активисты стали требовать наказания для малолетнего преступника: рядом с фото Фарафонова надпись «Убийца? На свободе!!!». Первые три месяца после того смертельного ДТП он боялся выходить из дома. Про него писали, что он избалованный сынок богатых родителей, голубой и эмо. Ему пришлось уйти из гимназии и учиться дома, экстерном. «Отвернулись все, из всех знакомых меня поддержали только двое», — говорит он, по привычке озираясь по сторонам. Уже год с парнем работает психолог, обращались за помощью к психиатру, но уровень тревожности не снижается, написали врачи в заключении для суда. За это время он почти ослеп на правый глаз. «У мальчика неврит зрительного нерва, глаз видит лишь на 10%», — говорит его лечащий врач-офтальмолог Ирина Домнина.
Елена Фарафонова уже 27 лет в адвокатуре. Сына воспитывает одна — отец умер, когда ему было четыре с половиной года. Год назад она побежала в реанимацию, где лежал переломанный Николай Кокорин, с горой лекарств, которые назначил врач. А потом почти час стояла перед дверями палаты, где лежали сбитые Ильей ребята, — собиралась с духом, чтобы попросить прощения и предложить материальную помощь. Мама Николая Кокорина от денег не отказалась, Фарафонова и сейчас оплачивает его лечение, остальные подали иски в суд.
Все трое сбитых парней были из поселка Уни в 300 км от Кирова. Погибшего Антона Лучникова воспитывала бабушка, через два дня его должны были забрать в армию. «Никому нет дела до нашего горя, судят его или нет — мы ж ничего не знаем, — говорит бабушка погибшего Людмила Емельянова. — Кто мы для Фарафоновых — людишки деревенские, а они — элита городская, мы от них и трех копеек на похороны не видели». Месяц назад Емельяновой присудили компенсацию в 300 000 рублей, она их еще не получила. Обычно кировские власти дают при ДТП по 100 000, но тут особый случай.
Оставшемуся инвалидом Вячеславу Воробьеву присудили 250 000. Его мама, учительница начальных классов, не верит, что Илья Фарафонов болен. Она чуть не плачет: «У Славы рука не срастается, может быть, он никогда не сможет работать. А у того мать адвокат, вот они и придумывают: то он психически нездоров, то слепнет. Не верю я им». Она крови не жаждет, но говорит, что если он как все, то «пусть его отправят в колонию». И очень многие в Кирове с ней согласны.

НОВЫЙ МИР

Два года назад воспитанники орловского спецучилища для подростков, выпив водки, снесли деревянный забор и вырвались на волю. Их быстро поймали, поставили забор покрепче, а руководство полностью сменили. На всю страну таких училищ 19. В орловском училище, единственном в Кировской области, малолетних преступников исправляют трудом на станках 70-х годов, обязательными занятиями в кружках и отсутствием свободного времени. Контингент — от 11 до 16. «Они уже все перепробовали: и наркотики, и алкоголь, и женщин, — говорит старший педагог Нина Деветьярова, — их все время надо контролировать. С дисциплиной всем лучше, и побегов меньше».
Подростки разбиты, как в армии, на отделения. За день без происшествий отделение получает 50 баллов, за победу в мероприятии — 20. Попытка самовольной отлучки — минус 100, драка — минус 50. Призы: телевизор, диван, DVD, даже спутниковая тарелка. Но главное — поездки. Передовики уже были в Казани, в дельфинарии, ездят на кинопремьеры в Киров, ходят в театры. «Большинство из них бродяжничали, в школе не учились и, кроме родителей-алкоголиков, ничего в своей жизни не видели, — говорит директор училища Татьяна Тарощина. — Мы открываем для них новый мир». Не всегда это помогает: засмотрится пацан в городе на девчонок — и ударится в бега. Весной и осенью это желание обостряется.
13-летний Коля, с виду просто ангелочек, попал сюда за то, что засунул второкласснице член в рот. Трое братьев шли по улице и увидели бомжа. Взяли палки и били до тех пор, пока у него мозги не потекли. Но у большинства — кражи. Саша Богатырев из поселка Урульга под Читой воровал с братьями цветмет, всю вину взял на себя. Мать у них умерла, металл дети сдавали, так и жили. В конце мая ему будет 16, и он поедет домой. Женя Панюхин из Кстово Нижегородской области — сирота, срок получил за кражи DVD и сотовых телефонов. «Мы по дачам лазили, — говорит, — а потом в интернате их на что-нибудь обменивали». 11-летний Сережа Колобков из Новосибирска, бойкий темноглазый мальчишка, залезал в киоски, таскал макароны, крупы, шоколадки. Флегматичного Антона из Кургана мама приковывала к батарее, чтобы не мешал пить, и часто забывала покормить, он тоже попал сюда за кражу. Он и сейчас собирает за всеми крошки и всегда просит добавки.
Каждый пятый в училище — из коррекционной школы, с олигофренией, раньше таких в «спецуху» не брали. А теперь и с гепатитом берут, говорят, скоро и ВИЧ-инфицированных разрешат, вздыхает заведующий медчастью Николай Мокеров. «Ходит такой целый год на кружок, а потом спрашивает: “Я что, на кружок ходил?”». У 15-летних бывает по одному-два класса образования», — говорит зам по режиму Игорь Тебеньков.
Бывают дети и из обеспеченных семей, такие попадают сюда за наркотики, но их мало. Директор Тарощина убеждена, что в их заведении можно исправить любого — и педагогов, и психологов, и врачей у них хватает. «К любому ребенку можно найти подход, если им заниматься», — говорит она. И клуб в училище новый, добавляет директор, весь район завидует, и в медсанчасти больше лекарств, чем в любой аптеке, и хорошие рабочие специальности подростки получают. Сотрудники училища убеждены: большинству детей здесь гораздо лучше, чем дома. Илья Фарафонов, у которого есть нормальный дом и любящая мама, считает, что лучше в петлю.

ПЛАТИТЬ ПО СЧЕТАМ

По статистике МВД, пять лет назад подростки совершили 151 000 преступлений, это почти в полтора раза больше, чем в 2009-м. И на фоне общей преступности доля подростковой тоже снизилась в полтора раза. И за решеткой подростков теперь чуть больше 7000 — в два раза меньше, чем пять лет назад. Это из-за демографического кризиса, а не потому, что дети стали лучше, объясняют специалисты. И статистика такова, что каждый пятый, побывав в спецшколе или спецучилище, попадает за решетку. А 40% из тех, кто отбывал срок в колонии для несовершеннолетних, оказываются на взрослой зоне.
«Приехали мы в колонию для несовершеннолетних, — приводит пример Рустем Максудов из центра “Судебно-правовая реформа”. — Мальчик убил и сжег бомжа. Рассказывает: сначала было очень тяжело морально, а как сюда попал, так все наладилось — авторитетная статья, все уважают». Другое дело, говорит он, процедуры восстановительного правосудия — рецидив лишь в 1% случаев.
Восстановительное правосудие — это целый комплекс мер и подходов. Вместе со специалистами-медиаторами дети, их родители и, главное, жертвы садятся за стол и решают, как быть. «Часто достаточно просто поговорить, — говорит медиатор Людмила Карнозова. — Подростки хотели бы попросить прощения и загладить причиненный вред, но не знают как». Такие программы в ряде регионов работают уже по много лет, но их не применяют в Кировской области. Чаще всего таким образом решаются вопросы с малолетними ворами или угонщиками — дети раскаиваются и в каникулы устраиваются на работу, чтобы компенсировать причиненный ущерб.
Конечно, если есть погибшие, тяжелые травмы, ситуация уже другая. Карнозова объясняет: вместо того чтобы решать и без того очень тяжелую проблему, институты государства только усиливают горе и мучения — в случае с Фарафоновым, например, и его семьи, и семей пострадавших. «Вся система заточена на то, чтобы затравить, четвертовать ребенка, это своего рода коллективное сумасшествие», — подтверждает Максудов.
Родственники пострадавших подписались под обращением в «Единую Россию» о снижении возраста для уголовного преследования. В Англии этот возраст был снижен до десяти лет после того, как в феврале 1993 года в Ливерпуле два 10-летних ребенка жестоко убили трехлетнего Джеймса Балджера. В конце 1994 года в норвежском городке Тронхейм два шестилетних мальчика зверски убили пятилетнюю Сили Редергард. Там об их изоляции и наказании даже речи не было. Напротив, городская общественность взяла мальчиков на поруки. Но и в Англии, и в Норвегии по одному из детей-убийц все равно уже потом, повзрослев, попали за решетку. «Несмотря на это, мама погибшей Сили не раз говорила, что норвежская система все же лучше», — рассказывает психолог Виктория Шмидт, изучавшая подростковую преступность в разных странах.
«Я миллион раз думал о том, что случилось. И я бы хотел попросить у этих ребят и их родных прощения, но не знаю как. И как исправить то, что сделал, тоже не знаю. Я даже представить себе эту встречу не могу, — говорит Илья Фарафонов. — Да и кто мне поверит?» Но бабушка погибшего Антона Лучникова в душе его уже простила: «Мать надо наказывать, что не так воспитала, и, как в пословице, “лучше бить рублем, чем дубьем”». Елена Фарафонова говорит, что будет платить по счетам, но просит не лишать ее единственного сына. И поступить с ним, как написано в законе, исходя из интересов ребенка. Хотя считает, что надежды немного: «Если губернатор публично уже не раз высказался насчет Ильи, пощады не жди — у нас сразу все берут под козырек. Кто ж пойдет против мнения первого человека в области?»
Никита Белых подтвердил Newsweek, что эта ситуация действительно у него под личным контролем, но он не хочет давить на суд и высказывать свое мнение. Можно долго рассуждать о том, перевоспитывается подросток в спецучреждении или нет, продолжает Белых, и ситуация там не идеальная, но это значит, что надо улучшать их работу, а не отказываться от наказания: «Полное отсутствие наказания способно породить чувство безнаказанности».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *