В Кибере, пригороде кенийской столицы Найроби, который местные жители с необъяснимой гордостью называют самым большим трущобным районом Африки, уже сожгли все, что горело: от жилых домов и лавок до общественного транспорта. И все равно погромщики появляются каждый день и пытаются поджечь что-нибудь еще. Питер Мутару Ванаика копается в золе меж закопченных листов железа — это все, что осталось от его газетного киоска, — и выуживает из еще горячего пепла несколько почерневших от огня монет. «Ну хоть в живых остался», — радуется он. И рассказывает: в прошлый четверг увидел, как по улице бежит толпа в панике, выскочил из киоска и тоже побежал. В эти дни в Кении не спрашивают, куда бегут и от кого. Издалека увидел, как группа бандитов с канистрами бензина, палками и пангами (кенийский вариант мачете. — Newsweek) начала поджигать все, крича: «Все сжечь! Мы готовы умереть сегодня!» Теперь у киоскера Питера нет ни денег, ни еды, но пытаться строить что-то заново он боится. До сих пор он не понимает, что это было и чем закончится: «Не знаю, почему они напали на нас. Кения впала в безумие. У этого нет никакого логического объяснения».


Нынешние погромы в Кении должны войти во все учебники конфликтологии — своей полной непредсказуемостью. Кения, конечно, бедна. Но на фоне большинства африканских стран она была оазисом стабильности и процветания. Это одно из редких мест в Африке, куда западные туристы решались приезжать массово, а в последние годы в заметных количествах стали добираться и туристы из России. К тому же это одна из редких стран Африки с довольно многочисленным средним классом. Глобальная волна демократизации 1990-х принесла в Кению многопартийность, и в 2002 г. власть на выборах мирно перешла от правившего 20 лет президента Мои к оппозиционному кандидату Мваи Кибаки — достижение, которым не могут похвастаться множество более процветающих стран. Отдавая власть, президент Мои превратил Кению в федерацию, ослабив возможность этнических конфликтов. Так что в Кении, население которой состоит из полудюжины примерно одинаковых по размеру этносов и племен (не считая трех десятков более мелких), последние годы царил почти образцовый межэтнический мир.


Оказалось, всего этого недостаточно, чтобы избежать бессмысленного и беспощадного бунта, предсказать который было так же проблематично, как и предвидеть землетрясение. Урок многим странам, гордящимся внешней стабильностью. 27 декабря здесь прошли очередные президентские выборы. Их главными лозунгами была борьба с бедностью, а вовсе не межэтнические противоречия. Никто не ожидал, что новая волна демократизации — «цветные» революции — запоздало доберется сюда и, искаженная местными реалиями, примет форму межнациональных погромов. То, что снаружи выглядело как борьба партий и кандидатов, изнутри оказалось борьбой племен. Ведь партии и кандидаты в Кении представляли не столько разные политические платформы, сколько разные этносы. В этом отношении кенийская политика похожа на украинскую. Даже оппозиционная партия здесь называется «Оранжевая демократическая». Оранжевый кандидат Райла Одинга шел под лозунгом смены застоявшегося политического истеблишмента в интересах всего народа. А кенийцы услышали в этом другое: Одинга хочет привести к власти свою народность луо и отстранить от власти народ кикуйю, к которому принадлежит нынешний президент Мваи Кибаки. Кения — чрезвычайно патерналистское общество: президент из луо для кенийцев означает, что богатым луо достанется больше собственности при приватизации, средним луо — больше мест на госслужбе, бедным луо — больше гуманитарных подачек. Когда президент Кибаки, тоже участвовавший в выборах, объявил о своей победе, кандидат Одинга обвинил власть в том, что у него украли победу, и позвал своих сторонников на «майдан» — в парк Ухуру в центре Найроби, где Одингу должны были объявить «народным президентом». Но Кения не Украина. Хотели бархатную демократическую революцию, а получили борьбу коренных народов за свои права в самой радикальной форме. И две недели спустя после выборов столкновения продолжались, а над трущобами Найроби курился едкий дым. В стране 500 убитых, почти три сотни тысяч беженцев, десятки тысяч сожженных домов, включая целые деревни, стертые с лица земли.


«ГОЛОСУЕМ БЕЗ НАСИЛИЯ!»


«Кикуйю любят деньги, — объясняет один из погромщиков, принадлежащий к племени луо. — Они подмяли под себя всю страну. Нас, луо, узнают по более темной коже, смелости, крупному телосложению и хорошему английскому. А как узнают кикуйю, кроме того, что они низкорослые и у них рано появляется животик? Они лезут везде со своим бизнесом и душат всех остальных. Если бросить шиллинг на могилу мертвого кикуйю, он воскреснет, чтобы забрать его, — такие они жадные». У фермера Джона Муньяка, бежавшего от беспредела в Найроби, та же версия событий, что у погромщиков, только видит ситуацию он со своей, кикуйской, стороны: «Кикуйю ненавидит вся Кения, потому что мы преуспеваем. Я купил себе землю в долине Рифт — что, я ее украл или отобрал у кого-то силой? А теперь более ленивые люди хотят ее отобрать или сжечь. Это все из зависти».


Предвыборные щиты в городе не похожи на европейские. Один из них, на котором изображен африканский вождь в традиционном костюме, гласит: «Чтобы быть хорошим лидером, вовсе не обязательно быть хорошим вождем племени». «Голосуем без насилия!» — этот лозунг предусмотрительно напечатан на фоне фотографии горящей машины. Кенийское телевидение транслирует в последние дни бесконечные обращения музыкантов, политиков и общественных деятелей к населению с призывами к перемирию. Типичная ошибка с целевой аудиторией: у большинства участников погромов, обитателей трущоб, нет телевизора, вместо туалета у них пластиковый пакет, который выбрасывается на улицу, а воду им привозят в пластиковых канистрах.


Полдень, и торговки в цветастых юбках раскладывают вдоль тротуаров свой нехитрый товар, но из дымящихся трущоб Киберы, крича и размахивая руками, выходит группа мужчин в футболках Оранжевой демократической партии, и в считанные секунды тротуары пустеют. Уличные продавцы убегают, таща на спине тяжелые корзины. В направлении демонстрантов вылетают три джипа с полицейскими, вооруженными тяжелыми дубинками, автоматами и слезоточивым газом. Несколько минут жестокой драки — и несколько побитых демонстрантов корчатся от боли в пыли, а прочие оттеснены в глубь трущоб, внутрь которых полиция решается зайти разве что в дни спецопераций.


ЦЕРКВИ АПОКАЛИПСИСА


Александер Муинди, настоятель большой церкви в Кибере, которую тоже сожгли демонстранты, ходит по толстому слою пепла и улыбается: «Все сгорело. Но они просчитались — внутри никого не было. Это чудо». После того как беженцы из окрестностей Эльдорета, спрятавшиеся в одной из церквей, были заперты внутри демонстрантами луо и сожжены заживо, Муинди действительно есть чему радоваться. «Мы видели, как они ходят вокруг здания, пытаясь поджечь снаружи. У них даже бензина не было, только зажигалки, но они очень старались. Пока они возились, мы успели убежать и спрятаться, — говорит он. — Когда приехала полиция, все уже сгорело и они скрылись. Будем молиться за спасение их заблудших душ. Они и сами наверняка не понимают, зачем это делают».


Теперь воскресенье по всей Кении — день молитвы за восстановление мира и согласия. Лидер оппозиции Райла Одинга тоже собирается со своей свитой в церковь. Около десяти утра он и депутаты его Оранжевой партии (у них большинство в парламенте), а также ближайшие соратники, которых он зовет «мой Пентагон», появляются в «Оранжевом доме» — партийном штабе, который выкрашен в ярко-оранжевый цвет. Прежде чем выехать за ворота на сверкающем «Паджеро», Одинга решает поделиться с Newsweekсвоими дальнейшими планами. «В том, что произошло до сих пор, виновато только правительство, — провозглашает он, назидательно поднимая кверху палец. — Некоторые рассчитывают на то, что протест скоро уляжется, но я обещаю: Кения не смирится с обманом». После недели поджогов президент Кибаки предложил создать правительство с участием представителя оппозиции. «Мне присоединиться к его кабинету? Какова наглость! — возмущается Одинга. — Я выиграл эти выборы, и это я могу предложить ему присоединиться к кабинету! Он это предлагает потому, что его совесть, наверное, замучила: он же все-таки верующий человек».


ГУМАНИТАРНАЯ КАТАСТРОФА


Похоже, верующих президента и лидера оппозиции меньше всего мучает совесть по поводу беженцев, которых на конец прошлой недели было четверть миллиона. Ими в основном занимаются международные организации; они и говорят о том, что Кении грозит гуманитарная катастрофа. Окрестности города Накуру — анклав племени кикуйю к юго-западу от Найроби. Этот район славится гигантским заповедником фламинго, но длинная вереница автобусов забита теперь отнюдь не туристами. Волонтеры Красного Креста затрудняются дать оценку, сколько беженцев прибыло в лагерь на месте базара Накуру. «Вчера было около 4000, сегодня, кажется, все 20 000. И люди все едут», — говорит Манди Муло, бизнесмен из Эльдорета, которого выкинули из дома бывшие соседи; теперь он помогает в регистрации вновь прибывших. Некоторых беженцев прямо до лагеря провожают вооруженные банды с криками: «Мы вас прикончим!»


Ежеминутно по громкоговорителю объявляют фамилии: в гигантском лагере немудрено потеряться. Потерявшиеся дети голосят, родители стоят в длинных очередях за едой и за одеждой, которую приносят в лагерь жители окрестностей. В кучах вещей есть и праздничные платья. На фоне рваных матрасов и грязных одеял, расстеленных прямо на земле, они смотрятся как часть абсурдистского фильма. Но тем, кто бежал из дома в одной рубахе, выбирать не приходится. 80-летняя полуслепая Наоми Вунджеро сидит на мешке с тряпьем, собранным для семьи, и не вытирает слез, бегущих по глубоким морщинам. «Я жила в этом районе 60 лет; мы построили дом, родились и дети, и внуки. А сейчас все сожжено, и все 20 человек здесь». Джон Киву, спящий с братом и родителями на соседней тряпке, воспринимает все куда спокойнее. Ему меньше недели отроду, он родился уже во время бегства семьи из района Эльдорета. «Сначала мне сожгли машину — это был единственный источник дохода семьи; я работал в чайной компании, — говорит его отец. — Меня сразу выгнали с работы, а потом сосед — он из другого племени, но добрый христианин — предупредил, что за нами идут. Он нас и спрятал; а потом мы смогли добраться до полицейского участка, и нам помогли перебраться сюда».


Туристы тоже бежали из Кении в тот момент, когда в стране лучшего африканского сафари началась охота на людей. Рейсы в Кению практически пусты, зато обратные — забиты. Только туристы из России как обычно исполнены равнодушной отваги. Русская группа в аэропорту Найроби больше всего обеспокоена опозданием рейса в курортную Момбасу: «Уже час бы лежали на пляже! Самый большой бардак здесь не на улицах, а с этой авиакомпанией!»


ОБАМУ В ПРЕЗИДЕНТЫ


В эти дни Кения разделилась на две страны. В кафе в центре Найроби хорошо одетые горожане обсуждают политический кризис, тут даже члены враждующих кланов могут позволить себе проявлять терпимость. Ведь до вилл зажиточных кенийцев демонстранты не добрались. Зато в трущобах и в провинции считают новые трупы.


В ночных клубах приморской Момбасы, задетой беспорядками, жизнь тоже восстанавливается. В клубе «Казаурина» на танцполе извиваются в ритм молоденькие кенийки, а вокруг за высокими столиками сидят пенсионеры из Европы, пожирая их глазами. Те, кому удается подцепить «белого дедушку» на весь сезон, вызывают зависть у товарок. «Нас не должны касаться их беспорядки, — говорит 64-летний европеец, лапая свою красавицу-партнершу. — Мы приехали сюда получить удовольствие. Я сюда езжу уже 8 лет. Вот она — из племени луо. Если бы она была у себя в деревне, тоже наверняка участвовала бы в этой вакханалии. А так — сидит дома и смотрит телесериалы. Какой бы у нее без меня был телевизор? Если во все это не влезать, это не страна, а чистый рай».


У Джин, чернокожей старушки, торгующей ананасами на уличном рынке в Момбасе, есть блестящая идея, как превратить Кению в рай для всех. Очень похожая на российские анекдоты начала 90-х, про то, что надо бы избрать президентом России Тэтчер или Буша. Только Джин говорит на полном серьезе. «Барак Обама из Кении, из нашего племени луо. Когда он был здесь прошлым маем, его так хорошо принимали. Здесь бы его точно выбрали. Зачем ему гнаться за этой Америкой? Пусть приезжает и будет здесь президентом».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *