Newsweek выяснил, кто из российских ученых имеет шансы получить Нобелевскую премию в ближайшие годы
За несколько дней до 9 октября, когда должны были объявить Нобелевского лауреата 2008 г. по литературе, в английском тотализаторе Ladbrokes началось что-то странное. Игроки в массовом порядке ставили на французского писателя Жан-Мари Гюстава Леклезио, хотя ставки на него принимались по не самому выгодному расчету — 14 к 1. К 8 октября популярность Леклезио возросла настолько, что обеспокоенные организаторы игры решили прекратить прием ставок. Премию в итоге получил именно Леклезио, и представители Шведской академии наук впоследствии заподозрили утечку информации. Впрочем, доказать, что она была, так никто и не смог.
Ladbrokes начал свой список с итальянца Клаудио Магриса (ставки из расчета 3 к 1), а закончил американцем Бобом Диланом (150 к 1). Представителей России в списке не было вовсе. Это неудивительно: за 107 лет существования Нобелевской премии Россия получила премию всего 18 раз. В естественно-научных дисциплинах — физиологии и медицине, физике, химии — всего 9 раз. В общем списке Россия делит 8–9-е места с Австрией. Выше — Голландия, Швейцария, Швеция, Франция, Германия, Великобритания и США. Как показал масштабный опрос Newsweek, на Нобелевскую премию в ближайшие годы могут рассчитывать 7 биологов и 15 физиков — российских граждан или выходцев из России.
«Ситуация вряд ли изменится в ближайшие годы, — считает доктор минералогических наук, специалист по истории Нобелевских премий Абрам Блох. — Потенциал советской науки мы уже исчерпали, а нового уровня еще не достигли». Шансы выбиться в мировые лидеры по числу нобелевских лауреатов действительно невелики, но это не означает, что России совсем уж не на что надеяться.
ПРЕМИАЛЬНЫЙ МЕХАНИЗМ
Церемония вручения Нобелевских премий состоится на этой неделе. Вручение премий — результат длительной работы очень многих людей. Каждый год во второй половине сентября Нобелевский комитет рассылает приглашения известным ученым. Им предлагают номинировать кандидатов на следующий год. «Списки тех, кто имеет право номинировать, меняются, — говорит Абрам Блох. — Постоянное право голоса только у лауреатов Нобелевской премии по данной специальности. Секретарь Нобелевского комитета по физике Андерс Барани рассказывал, что в начале 2000-х годов они посылали в страны бывшего СССР около 100 запросов на номинирование по физике». Во всем мире опрашивают 2000–3000 физиков, в два раза больше химиков и еще больше биологов. Ответов приходит немного, обычно отвечает только треть ученых. Советский Союз с 1945-го по 1956 год вообще запрещал своим ученым выдвигать кого-либо на Нобелевскую премию, объясняя это несправедливым отбором кандидатов и нежеланием получать «буржуазную» премию.
Все бумаги должны быть присланы до 31 января, после чего начинаются многократные проверки: нельзя выдвигать самого себя, родственников, покойников. На оставшихся Нобелевский комитет пишет отзывы. На основании отзывов тоже происходит отбор, и остаются 4–5 кандидатур. Члены Шведской академии наук обсуждают их на закрытом совещании в июле-августе. «Всего в обсуждении будущих лауреатов по химии, физике и экономике могут участвовать около 300 человек, — говорит Абрам Блох, — но в реальности их, конечно, меньше. Что там происходит, никому не известно. Как при выборе Папы Римского, заполненные от руки бюллетени потом сжигаются в чаше». Архивы открывают через 50 лет, но из них можно узнать только, как выглядел первоначальный список номинированных на премию.
На взгляд Блоха, при такой сложной и многоэтапной системе отбора политические соображения никак не влияют на решения: «Когда 300 человек обсуждают несколько кандидатур, у каждого есть возможность высказаться и повлиять на мнение своих коллег». С ним согласен Дэвид Пендлбери, аналитик компании Thomson Scientific: «Я очень высоко оцениваю решения Нобелевского комитета по физике, физиологии, химии, экономике, — говорит он. — Процесс номинирования устроен грамотно, а те, кто рассматривает досье кандидатов, хорошо проинформированы. Я думаю, что их выбор выдержит испытание временем».
Thomson Scientific знаменита в первую очередь одной из крупнейших баз по индексу цитируемости (ИЦ). Этот индекс — количество ссылок на работы ученого у других авторов и один из главных показателей успеха в научном мире. Каждый год Пендлбери и его коллеги, опираясь на ИЦ, пытаются предсказать, кто станет нобелевским лауреатом по физике, химии, медицине и экономике. Они отбирают 0,1% самых цитируемых работ, а затем анализируют дополнительные факторы для их авторов: другие престижные премии, членство в национальных академиях наук, актуальность и важность тем, которыми занимается исследователь, и области, в которых присуждались недавние Нобелевки. Каждый год, начиная с 1989-го, аналитики Thomson Scientific правильно предсказывают от одного до трех лауреатов (за исключением 1993-го и 1996 г.).
В тотализаторах Дэвид Пендлбери никогда не участвует, но в день объявления постоянно обновляет сайт Нобелевского комитета, ожидая результатов. «Так здорово, когда премия присуждается тому, кого мы предсказали, как это было с Роджером Тсиеном в этом году, — говорит он. — Волнуешься, как ученый, который ждет результатов своего эксперимента».
Нередко ученый подмечает косвенные свидетельства того, что его премия вот-вот созреет. Жорес Алферов вспоминает симпозиум по полупроводниковым гетероструктурам, проведенный Нобелевским комитетом и Шведской академией наук в 1996 г. «На нем выступали только приглашенные докладчики, а открывали симпозиум и закрывали его профессор Герберт Кремер и ваш покорный слуга, — говорит он. — И это уже что-то могло значить». В 2000 г. Кремер и Алферов получили премию за открытие полупроводниковых гетероструктур. «Первое поздравление по электронной почте я получил от профессора Кремера, — вспоминает Алферов. — Он писал: “Правда, я думал, что мы с тобой встретимся в Стокгольме в декабре 1996 года”».
ВКЛАД «НЕОЦЕНЕННЫЙ»
В ближайшие пять-семь лет шансы на премию есть только у двух-трех ученых из России. «Думаю, ее получат Андрей Гейм и Константин Новоселов из Манчестерского университета за открытие графена», — считает профессор физики Свободного университета Брюсселя Даниил Косов. Премию Гейму и Новоселову предрекает и Пендлбери. «Раз уж давали премию за C-60, то премия за графен будет вполне логичным шагом», — говорит он. C-60 — название фуллеренов, которые, как и графен, являются особой формой углерода. «Если же Нобелевский комитет посчитает возможным вручить приз за теорию инфляционной Вселенной, то очевидный выбор — это Андрей Линде», — добавляет Пендлбери.
В базе Пендлбери нет других физиков из списка Newsweek, как нет и ни одного российского биолога или медика. Таким претендентом мог бы стать биолог Александр Варшавский из Калифорнийского технологического института. Если бы не одно но — награда за исследование белка убиквитина уже вручена. Убиквитин играет важную роль в утилизации белков внутри клетки. В 2004 г. «за открытие убиквитин-опосредованного разложения белка» Нобелевскую премию по химии получили Аврам Гершко, Аарон Цехановер и Ирвин Роуз. До этого все награды, вручавшиеся за исследования убиквитина, делились между Варшавским и Гершко, поэтому то решение Нобелевского комитета стало неожиданностью.
Неожиданность заключалась в том, что премию не дали Варшавскому. А не дали, потому что ее присудили не по физиологии и медицине, а по химии. Таково мнение самого Варшавского. Комитет разделил химическую часть открытия и биологическую, что и отражено в формулировке. В том же году в журнале Science появилось письмо за подписью многих ученых. Оно было озаглавлено «Вклад Варшавского». Его авторы считали, что с Варшавским поступили несправедливо, и предложили Нобелевскому комитету присудить ученому премию по физиологии и медицине.
По мнению респондентов Newsweek, премии по физиологии и медицине также достоин Алексей Оловников из Института биохимической физики РАН. Практически все российские кандидаты уехали из страны, поэтому список пересекается с рейтингом самых авторитетных ученых-эмигрантов (см. №45 за 2008 г.). Оловников — исключение. В 1973-м он опубликовал статью, в которой предположил, что на конце хромосомы должны быть особые участки, которые укорачиваются при каждом делении клетки, так называемые теломеры. Именно они ограничивают число делений обычной клетки и тем самым отвечают за старение и смерть. Через несколько лет Элизабет Блэкберн и Кэрол Грейдер действительно обнаружили теломеры. «Открытие теломер безусловно достойно Нобелевской премии по физиологии и медицине», — считает профессор биологии Университета Тафтса Сергей Миркин.
Предвестником медицинской Нобелевки считается Премия Ласкера. В 2006 г. ее получили Блэкберн, Грейдер и Джек Шостак. «По слухам, Нобелевскую премию им до сих пор не вручили именно из-за вопроса о теоретической работе Оловникова 1973 года, — рассказывает Миркин. — Блэкберн говорила мне, что ни она, ни Джек работы Оловникова в глаза не видели, и я склонен этому верить». В каждой категории Нобелевской премии не может быть больше трех лауреатов, поэтому шансы у Оловникова невелики. Самого ученого это, впрочем, мало волнует. Он уже отказался от теории теломер, найдя в ней противоречия, и предположил, что контролируют процесс старения другие клеточные структуры — хрономеры. Они еще не открыты, но Оловников убежден, что, как и в случае с теломерами, скоро будут найдены. «Что же касается премии, — говорит он, — то меня сейчас беспокоят совсем иные проблемы. А когда придет время, то вручат, если доживу».
Материал подготовлен при участии Александра Бердичевского и Екатерины Захаровой