Новое дело Михаила Ходорковского и Платона Лебедева построено на четырех эпизодах. Первый: хищение путем присвоения всей нефти, добытой в 1998–2003 годах дочерними акционерными обществами ОАО «НК ЮКОС» — ОАО «Самаранефтегаз», ОАО «Юганскнефтегаз» и ОАО «Томскнефть ВНК», всего на сумму более 892,4 млрд рублей. Второй: легализация части этих средств в 1998–2004 годах. Третий: хищение акций дочерних компаний ОАО ВНК — «Томскнефть ВНК» и других. Четвертый: легализация этих акций. Newsweek в сокращенном виде публикует показания Ходорковского по основному, «нефтяному», пункту обвинения.
ХИЩЕНИЕ НЕФТИ
Меня обвинили в хищении нефти, поэтому я не буду отвлекаться на изложение обстоятельств, связанных с переходом прав собственности на нефть. Это совсем другой маршрут «движения», причем движения бумаг (документов), а не нефти, в присвоении (то есть фактическом изъятии) которой меня обвиняют. Скажу позднее и об этом, поскольку в обвинительном заключении присутствуют различные клеветнические рассуждения. Сейчас же — только о том, в чем меня обвинили, то есть про саму нефть.
С утверждением обвинения, что нефть отгружалась потребителям напрямую, я в целом согласен. Действительно, в отношении более 90% отгружаемой нефти производитель, действуя по доверенности от ЮКОСа, в поручении «Транснефти» на транспортировку непосредственно указывал адрес конечного получателя. Обычно это был какой-то конкретный НПЗ (
см. схему №1
).
Почему «напрямую» значит «с ведома»? Очевидно, что, отгружая на конкретный завод нефть, исполнительный орган производителя знал, на какой завод. Совет директоров производителя, получая те же сводки, что Минтоп и ЦСУ, тоже знал. Общее собрание акционеров получало эту информацию на годовом собрании.
«Помимо» совета директоров исполнительный орган может действовать один квартал, «помимо» общего собрания — один год. Мне лично известно, что советы директоров проводились с приблизительно такой периодичностью, а общие собрания — с не меньшей периодичностью, пока ЮКОС в 2001 году не стал единственным акционером. Причем утверждаю: мне известно, что и совет директоров, и общее собрание акционеров знали всех основных конечных получателей нефти и из докладов, и из сообщений открытой печати, и даже — частично — из названия компании ЮКОС («Юганскнефтегаз-Куйбышеворгсинтез»).
О способе формирования воли исполнительных органов предприятий и решений общего собрания я скажу позже, т. к. это выходит за пределы предъявленной мне статьи УК РФ, а следовательно, и за пределы судебного разбирательства.
Вернусь к предъявленному обвинению в присвоении (изъятии) нефти. Когда и если нефть действительно изымалась или обращалась, мне было известно, где и как это устанавливалось. В ЮКОСе, как и в любой другой компании, были случаи криминального и некриминального «изъятия» нефти и/или ее «обращения».
«Изъятия» нефти происходили:
— путем незаконных врезок;
— путем незаконных наливов цистерн и бойлеров;
— при экологических происшествиях (порывах).
«Обращение» нефти без изъятия происходило при незаконном списании остатков нефти, фактически находящейся в хранилищах наших комиссионеров, обычно со ссылкой на экологические происшествия и испарение (составлялись акты).
Мне известно, что изъять нефть иным способом, кроме указанных — налива и врезки, невозможно из-за физических свойств вещи: это жидкость.
Мне известно, что обратить нефть без изъятия (т. е. скрыть ее наличие в системе или хранилищах от исполнительных органов) в количествах более суточного производства невозможно из-за отсутствия соответствующих свободных хранилищ. И уж тем более невозможно «обратить» соответствующее количество нефти «без изъятия», «втайне» от совета директоров (квартальный объем) или собрания акционеров (годовой объем), по той же причине — отсутствие хранилищ.
Теперь вернемся к изъятию. Я оставляю в стороне такой способ, как обнаружение «псевдоничейной» нефти за пределами «системы» (системы трубопроводов). Очевидно, бесхозные 350 млн т нефти не обнаруживались по все той же причине — их негде хранить даже в «системе», а уж за ее пределами — и подавно, плюс обвинение это не утверждает (
см. схему №2
).
Собственно, про предъявленное обвинение по ст. 160 (4) УК РФ в хищении нефти — все.
Поговорим о непредъявленных обвинениях. Это — утверждения, содержащиеся в обвинительном заключении в разделе ст. 160 (4) УК РФ, но не входящие в ее диспозицию. По сути это — утверждения, попросту воздействующие на суд и общество, подрывающие мою репутацию, от которых я не могу защищаться в этом процессе, поскольку они выходят за пределы судебного разбирательства.
Думаю, более логичным был бы простой вывод: непредъявленные обвинения, утверждения так же абсурдны, как и предъявленные (
см. схему №3
).
Буквально два слова про остальные предъявленные обвинения.
ОТМЫВАНИЕ НЕФТИ, ВЫРУЧКИ, ПРИБЫЛИ
Не останавливаясь повторно на отсутствии факта пропажи нефти, хочу заявить, что не могу понять смысла термина «отмывание» по отношению к нефти. Нефть, как мне достоверно известно, транспортируется сначала по трубопроводам добывающего предприятия, а затем — почти исключительно — по трубопроводам компании «Транснефть» до потребителя.
Термин «отмывание» (легализация) — это сокрытие источника происхождения. Но, как мне достоверно известно, и в производственных трубопроводах производителя, и в системе «Транснефти» происхождение сырья точно идентифицируется и указывается в маршрутных телеграммах, таможенных декларациях и т. д. Поэтому сокрытие источника сырья заведомо невозможно. Также мне достоверно известно, что вся выручка от реализации нефти и нефтепродуктов учитывалась в консолидированном балансе компании.
Источник выручки нефтяной компании, указанной в консолидированном отчете, очевиден, и обвинение в умысле на его сокрытие заведомо абсурдно: такой умысел иметь невозможно. Откуда еще выручка у нефтяной компании, указанная в отчете, кроме как от реализации нефти и нефтепродуктов? Прибыль от реализации также указана в публичном отчете, как и направления ее использования.
В умысле на сокрытие источника прибыли я тоже вряд ли могу быть заподозрен. Я лично ежегодно за нее отчитывался в Госналогслужбе (именно о консолидированной прибыли), перед акционерами, советом директоров, СМИ, перед экспертным сообществом, публиковал на сайте.
Полагаю, что суд может заинтересовать системное представление о нефтяной компании ЮКОС.
Конечно, это не имеет прямого отношения к бредовому обвинению меня в хищении всей нефти или акций дочерних подразделений компании, но, поскольку обвинение считает все 150 000 сотрудников ЮКОСа частью безразмерной организованной группы, то суду будет интересно узнать, как она, группа (или ВИНК), была организована и чем занималась.
Сразу обращаю внимание: буду говорить «я решил», хотя в действительности решения принимали уполномоченные органы и лица, но я, как мажоритарный акционер и председатель исполнительного комитета совета директоров, знал об этих решениях (до или после их принятия) и одобрял их. Иначе я бы добился их отмены. Это касается и решений общих собраний, и крупных соглашений, сделок, приобретений, порядков, процедур и т. д.
Я лично нес перед акционерами ответственность за любые потери, превышающие суммарно 10% выручки по году, включая хищения. От 1 до 10% — члены правления, отвечающие за соответствующие направления. Ниже 1% — руководители и сотрудники подразделений. Сейчас обвинение говорит о краже 100% нефти — это определенно мой вопрос. Поэтому покажу ЮКОС с моего «управленческого этажа».
Компания ЮКОС была приобретена законным путем. Ее приобретение никем и никогда не было оспорено.
Система вертикальной интеграции ЮКОСа была заложена государством при создании компании в 1992–1993 годах, а не мифической организованной группой в 1997–1998-х.
Я формализовал организационно-распорядительной документацией созданную государством деловую практику внутрикорпоративного оборота нефти по трансфертным ценам.
Внутрикорпоративные цены, устанавливаемые ЮКОСом для своих дочерних предприятий, были сравнимы с ценами других производителей в тех же регионах, в то же время и для тех же операций в аналогичных объемах.
Конкурентная торговля между подразделениями российских ВИНК технологически и экономически была невозможна.
Управление компанией ЮКОС и ее подразделениями осуществлялось уполномоченными органами: общим собранием акционеров, советом директоров, исполнительным органом. Неутвержденные решения этих органов по состоянию на 2003 год отсутствуют!
Налоговая оптимизация как законная цель любой компании присутствовала при определении схем торговли.
Схемы и цены торговли, прибыль компании были доступны акционерам, государственным органам и общественности. Единство интересов всех акционеров обеспечивала программа консолидации, реализованная с 1997-го по 2001 год.
Нефть, добываемая компанией, и нефтепродукты, из нее вырабатываемые, находились в распоряжении полномочных представителей компании и, в соответствии с инструкцией Минфина, отражались в балансе в виде затрат на производство.
Вся выручка, получаемая компанией от реализации нефти и нефтепродуктов конечному потребителю по рыночной цене, поступала в распоряжение компании (в лице совета директоров и исполнительного органа). Она отражалась в публичном консолидированном отчете (балансе).
Выручка компании за нефть и нефтепродукты, доходы от размещения временно свободных денежных средств, за вычетом обычных расходов, указывались в консолидированной отчетности как прибыль.
Вся прибыль компании поступала в распоряжение совета директоров компании и, в соответствующей части, общих собраний акционеров подразделений (специфика российского законодательства). Расходы из прибыли осуществлялись в интересах всех акционеров по решению уполномоченных органов компании.
О ТРАНСФЕРТНЫХ ЦЕНАХ
Я, став руководителем группы ЮКОС в 1996 году, формализировал и закрепил новыми документами существовавшую деловую практику внутрикорпоративного оборота нефти по трансфертным ценам.
Перейдя на работу в ЮКОС в 1996 году заместителем по экономике, я обнаружил, что тяжелое финансовое положение компании вызвано тем, что 30% производимой нефти вообще не оплачивалось, остальная нефть оплачивалась несвоевременно и/или бартером. Как результат — отсутствие финансовой дисциплины, огромная задолженность по зарплате, налогам и поставкам. Более $2 млрд.
Мое исследование показало, что добывающие предприятия не имеют и никогда не имели своих сбытовых структур или торгующих подразделений, а также подразделений логистики, переработки, таможенного оформления, международных финансов. Реализация идет по большей части через ЮКОС, как и предусматривалось в постановлении правительства. В меньшей степени — через других посредников, которые не платят или платят с 6–9-месячной задержкой (что, с учетом банковских ставок и инфляции, снижало фактическую выручку на 50–70%), и бартером.
Прямые разговоры с начальниками добывающих подразделений выявили, что у себя в регионах они находятся под криминальным давлением и не способны сами заниматься нормальным сбытом. Не способны психологически — боятся за жизнь и здоровье свое и своих близких, а также технологически — нет опыта, людей, структур.
Мной был изучен опыт «Газпрома» и принято решение о заключении генеральных соглашений по реализации всей нефти (а не как ранее — основной части) ЮКОСу или его специализированным сбытовым подразделениям. Соглашения были заключены в 1996 году. Претензии антимонопольной службы к этим соглашениям, которые, на мой взгляд, были инициированы корыстно заинтересованными лицами, последовательно отвергнуты арбитражными судами.
Такая законная практика реализации продукции характерна не только для ЮКОСа и «Газпрома», но и для всех остальных российских ВИНК.
Таким образом, с конца 1996-го по конец 2003 года вся нефть, производимая добывающими «дочками» ЮКОСа, реализовывалась только и исключительно ЮКОСу или его сбытовым «дочкам».
С 2000 года по просьбе части губернаторов проводились открытые торги на ежемесячные объемы нефти. Эти торги носили добровольный (для ЮКОСа) характер и служили исключительно демонстрацией «доброй воли», поскольку заведомо не имели шанса на успех, т. к. в стране отсутствовали свободные мощности переработки, сбыта и транспортировки.
Каждая ВИНК имела бОльшие возможности по добыче, чем по сбыту. «Независимые» покупатели могли освоить 2–5% месячных объемов, т. к. «свободный рынок» носил на 80% коррупционный характер, связанный с перепродажей «неучтенных» квот на экспорт.
В соответствии с модельным законом о трубопроводном транспорте все квоты делились между производителями пропорционально добыче. Свободных квот быть не должно. Но они были по разовым, специальным разрешениям, выдаваемым мелким фирмам, или вообще был серый экспорт.
Крупные компании имели избыток своей нефти, но не имели возможности «баловаться» серыми схемами из-за серьезного контроля. Мелкие — «баловались», но не имели нефти. Ее покупали у крупных по высоким ценам.
О НАЛОГОВОЙ ОПТИМИЗАЦИИ
Налоговая оптимизация как законная цель любой компании присутствовала при определении схем торговли. Дочерние добывающие компании ЮКОСа продавали всю добытую нефть трейдинговым компаниям, также входящим в периметр консолидации ЮКОСа. Реализация шла по договорам купли-продажи, как правило, на устье скважин, где и происходила передача прав собственности на нефть в составе скважинной жидкости.
Подобная организация торговли позволяла избегать незаконных арестов нефти по сфабрикованным подрядным договорам (что было практикой 1996–1999 годов). Арестованная нефть отбиралась на узлах учета путем перелива в цистерны (емкости) или смены реквизитов отгрузки с последующей передачей на реализацию местным бандитам, которые ее попросту никогда не оплачивали, загоняя предприятия в долговую яму.
Вне зависимости от места перехода прав собственности цена сделки включала в себя стоимость подготовки добываемой скважинной жидкости до кондиций товарной нефти. Эта суммарная цена и становилась базой для налогообложения.
Налоговая экономия происходила за счет выбора организации — покупателя из региона, предоставляющего налоговые льготы.
Физически нефть никогда не поставляется организации-трейдеру, которая может располагаться в Москве или другом удобном регионе (мировая практика — Женева, Нью-Йорк, Лондон и т. д.). Практика ЮКОСа ничем не отличалась от общепринятой и общеизвестной.
Условия регистрации трейдеров и юридические взаимоотношения с ними (через опционы и договоры аутсорсинга) были установлены по рекомендации компании PricewaterhouseCoopers, чтобы соблюдать правила консолидации по US GAAP, а также требования ст. 105 ГК РФ, но по существовавшей тогда судебной практике трактовки НК РФ не могли подлежать административному пересмотру условий сделки для целей налогообложения. Данная судебная практика была не просто специально пересмотрена задним числом для ограбления ЮКОСа, но и пошла еще дальше в деле ЮКОСа, признав эти операционные компании (трейдеров) «самим ЮКОСом», что позволило увеличить размер налоговых претензий в семь-десять раз.
Нынешнее обвинение утверждает обратное: эти подразделения не были ЮКОСом и даже не действовали в его интересах — они действовали в интересах Ходорковского, прикрывая кражу нефти, осуществляемую неизвестным науке способом. Тогда, значит, ЮКОС был потерпевшим акционером, а не выгодополучателем, и уж тем более не собственником украденной нефти.
Читайте также
Михаил Ходорковский: «Признавать вину в несуществующих преступлениях для меня неприемлемо»
Ходорковский: по сталинским местам
Труба имени Ходорковского
Последнее слово Михаила Ходорковского
«Тяжело, что совсем нет солнца». Михаил Ходорковский: впервые – интервью из тюрьмы