Юрий Сулейманов, 72-летний армянин, и Октай Мамедов, 45-летний азербайджанец, страстно болеют за московский «Локомотив». Оба 15 лет назад приехали в Москву из Азербайджана: Сулейманов бежал от межнациональной вражды, Мамедов — от безработицы. Армянин Сулейманов живет в общине сородичей на юго-западе Москвы, в Вострякове, а Мамедов — среди своих на северо-востоке, в Гольянове.


И Востряково, и Гольяново — места компактного проживания национальных общин. Они пока что не изолированы от окружающего их города: рядом по-прежнему живут русские, которые не хотят и не могут уехать от своих новых соседей. Но уже скоро представителей меньшинств станет намного больше, и в столице могут появиться настоящие гетто с четким делением на своих-чужих. С вопиющей бедностью и криминалом.


Пока миграцию пытались запретить с помощью прописки, милицейских рейдов и прочих никчемных средств, демографический кризис стал едва ли не главной проблемой центральных районов России. А богатой Москвы, притягивающей к себе многих жителей бывшего СССР, в особенности. Как стало известно Newsweek, Владимир Путин в ближайшее время создаст комиссию по демографии, которую возглавит вице-премьер Александр Жуков. Ее задача — сделать так, чтобы в России не было гетто, населенных «чуждым элементом». «Нам нужны мигранты, — объясняет Newsweekвысокопоставленный источник в правительстве. — Но только те, которые приедут в Россию навсегда и могут иметь детей. Те, кто смогут хотя бы во втором поколении превратиться в русских. В русских не по национальности, а в широком смысле. Надо думать, как их расселять, как адаптировать, как учить их детей, чтобы они смешивались с коренным населением и не превращались в изолированное общество».



Говорят — мигранты, подразумевают — кавказцы. За 13 лет, прошедших между переписями 1989-го и 2002-го, доля русских в столице сократилась с 90 до 85%. 90% — это почти постоянная величина в последние 50 лет. И вот теперь баланс легко нарушен. Гораздо меньше стало и евреев (сейчас их около 0,7% против 2,1 в конце 1980-х и 6% в 30-е), а также немцев и прибалтов. А украинцев и татар — второго и третьего по численности этносов Москвы — в сумме сейчас всего на полпроцента больше, чем армян, грузин и азербайджанцев вместе взятых. Их доля в населении Москвы за 13 лет увеличилась в 5 раз — с 0,9 до 4,5%. По словам Ольги Вендиной, они превратились в самую заметную этническую группу столицы. Заметную настолько, что никто из москвичей никогда не поверит, что «этих» — всего-то жалкие 4,5%.


Как образуются гетто


Что хорошо сейчас, то чревато тяжелыми последствиями в ближайшем будущем. Приезжие научились ненавидеть милицию про себя, а вслух ее хвалить. Они умеют коллективно обороняться от набегов националистов. Скоро, наверное, научатся не замечать напыщенных коренных москвичей. Вот этих мигрантов и придется превращать «в русских в широком смысле слова».


«Я категорически не хочу быть москвичом. Я азербайджанец, бакинец, был, есть и буду, сколько я тут ни проживу», — говорит человек 35 лет. Он у себя дома — на типичной московской улице в Восточном округе. Кругом полно его соотечественников, и он чувствует себя уверенно в свой нелюбви к местным. Только фамилию называть не хочет — мало ли что. Раньше, когда он только приехал в Москву — а было это 12 лет назад, — он ухаживал за русскими девушками. Но так и не женился. «Из своих девушку выберу. Не хочу быть мужем второго сорта при жене первого», — цедит он.


Общиной жить проще. 35-летний Карим Абдулов рассказывает, как его принимали в других районах столицы. «Вот как я в Теплый стан съездил, там со скинхедами пообщался, — показывает на большую царапину на бритой голове. — Это здесь, в Гольянове, их нет. Они знают, что азербайджанцев тут много и что мы сможем ответить. И милиция нас охраняет». Кругом — его вторая родина, серые многоэтажки постройки 70-х, автовокзал и кольцевая автодорога.



На самом деле перерождение обычного бедного квартала в этнический происходит постепенно. Оно начинается не с приезда мигрантов, а с распада инфраструктуры и уменьшения числа образованных людей до 30%. Увеличивается доля сдаваемых в аренду или продаваемых квартир: их освобождают те, кто больше не хочет жить в «плохом» районе, и те, кто вконец опустился. В это жилье въезжают мигранты.


Делить людей по цвету паспорта и кожи коренные жители начинают, когда доля таких новоселов доходит до 10–11%. Этого достаточно, чтобы аборигены района разобрали, кто из приезжих кто, и навесили на них ярлыки. В наших краях «плохими соседями» считают кавказцев. Когда же количество этих «нехороших парней» достигает критического уровня (западные социологи считают, что 17%, но для России этот процент пока не определен), репутация района портится окончательно. Все, кроме мигрантов, уезжают, и квартал превращается в гетто, где концентрируются бедность и криминал.



Но чем больше мы будем давить на мигрантов, тем ближе окажемся к гетто. Ненависть к мигрантам похожа на ненависть к лимитчикам в советское время. Их так же эксплуатировали и так же презирали. Их так же никогда не считали за своих, как бы они ни старались.


Бакинские азербайджанцы


На работе, в азербайджанском ресторане «Кристина» в Гольянове, он носит на груди карточку «Саша, администратор». На самом деле он не Саша, а Судеиб по фамилии Гасымов: «Саша — это только для ресторана». Он приехал в Москву из города Хачмаса в северном Азербайджане 10 лет назад. С посторонними говорит, как Иешуа у Булгакова, все вокруг для него «добрые люди».


Сначала перебрался один, без семьи, хотя ехал к знакомому («Друг мой Ашур, еврей, позвал») работать за хорошие деньги («Я очень высокой квалификации повар»). И жилье было («Друг мой Ваня, русский, помог»). Жена, сын-шестиклассник и дочка-дошкольница приехали два года спустя, когда глава семейства нашел постоянное жилье («Хорошая русская женщина помогла, Валентина Васильевна»), оформил регистрацию и получил все легализующие семью документы.


Гасымов за 10 лет жизни в Москве сменил пять квартир: четыре в Гольяново и одну на Соколиной горе — все в Восточном округе. Здесь проще найти работу и жилье — через знакомых по общине. Сам Судеиб помог обосноваться здесь не одному десятку соплеменников. А в гости к русским соседям — «хорошие люди» — не ходит.



Старшему сыну переезд в Москву дался тяжело. Он плохо знал русский, и в 8-й класс школы его брать не захотели. «Да и не нужно ему образование в школе, где учителя на рынке заодно продавцами работают. Чему они его учить будут — торговать? Торговать азербайджанцы сами умеют».


Обитатели Гольянова, может, и не в большом восторге от своих соседей, но массового переселения из района пока не наблюдается. Хотя есть, конечно, и те, кто уехал. «Я не парюсь, потому что мне все равно ехать некуда», — со смехом говорит Михаил Елистратов, 30-летний автомеханик из Гольяново. Он здесь родился, здесь и пригодился. Нашел себе жену, здесь живет с ней и пятилетним сыном. «А азербайджанцы… Ну они разные есть. К нам на сервис приезжают. Кто-то нормальный — ну такой, как мы. Кто-то на понтах — царь горы прямо». В его доме снимают квартиры две азербайджанские семьи, у купивших жилье в центре русских семей. «Эти соседи с детьми, тихие, не орут».


Но такое вынужденное и настороженное межнациональное перемирие вряд ли продлится долго. Скоро представителей «меньшинств» в столице станет намного больше. Сейчас при регистрации в загсе доля новорожденных от русских родителей составляет лишь 55%, а еще 4 года назад их было 70%. Как говорит руководитель московской миграционной программы Сергей Смидович, дело не в количестве детей в семье, просто среди мигрантов больше людей детородного возраста — приезжие, главным образом, люди 29–40 лет. Много детей у мигрантов — это хорошо, говорит Смидович, если бы не они, Москва была бы первой в списке российских городов с критически низкой рождаемостью. И добавляет чиновничье заклинание: «Нужно сделать их москвичами». В центре и на западе столицы вот получилось.


Бакинские армяне



Со времен последней советской переписи границы расселения изменились. Теперь на карте есть как традиционные этнические адреса, так и новые, «социальные» — в соответствии с изменениями источников дохода. «Новые» москвичи-украинцы теперь селятся вдоль окраин и в московских районах за пределами МКАД (среди мигрантов много строителей, работающих на подмосковных стройках), армяне и азербайджанцы предпочитают жить ближе к большим рынкам. Так, например, образовалась азербайджанская община в том же Гольянове: этот изначально небогатый район примыкает к циклопическому Черкизовскому рынку.


У бакинских армян, которые уже больше 15 лет живут в микрорайоне Востряково на юго-западе Москвы и официально считаются россиянами и москвичами, этот адрес вообще появился «по разнарядке», а теперь — кандидат на звание первого московского гетто.


Решением московских горкома и горисполкома в 1989 г. группу беженцев из Баку — как армян, так и русских — поселили вместе. Часть — в Новых Черемушках, на улице Наметкина, часть — в Вострякове. В середине 1990-х обе группы, опять-таки по решению властей, соединились в Вострякове, хотя те, что побогаче, остались в теперь уже престижных Черемушках в тени небоскреба «Газпрома».



Армяне, в отличие от азербайджанцев, очень уж стараются дать своим детям высшее образование. Артем — студент третьего курса медицинского факультета Университета дружбы народов, поступил со второй попытки, но зато на бюджетное — бесплатное — место. Саша окончил Московскую юракадемию, он криминалист, работает пока в банке специалистом в отделе потребкредитов («Но это временно!»). «У меня в группе люди 20 национальностей, — рассказывает Артем, — есть и ереванские армяне, так они меня одергивают: мол, если ты армянин, так почему по-русски говоришь? А мы в Баку привыкли, что русский — это язык межнационального общения, язык, который все понимают. Зачем обособляться?»


Парни говорят, что для соседей община открыта. На шашлыках, которые часто вспоминают востряковцы, бывают, по словам Саши, и солнцевские, и университетские друзья.


А вот чиновники считают компактное заселение бакинских армян в Вострякове ошибкой. Правильнее было бы распылить общину по всем десяти округам столицы, размышляет Сергей Смидович из московского правительства, например, по квотам в 100 человек на округ.


Расселение Вострякова уже идет, но вяло. Уезжают не армяне, а коренные обитатели микрорайона, которым не нравится, что армян стало много, объясняет Смидович. Но неприязнь к приезжим, как правило, все же не так сильна, чтобы соглашаться на районы, куда предлагают поменяться власти — совсем уж за город.



Эмблема организации на сайте представляет собой невинный дорожный знак «остановка запрещена» — по форме они стараются отходить от нацистского стиля. Это-то и опасно, предупреждают правозащитники. Александр Верховский — руководитель аналитического центра «Сова», занимающегося проблемами экстремизма в России, жаловался Newsweek, что ДПНИ — это «пиарщики и адвокаты национализма», которые могут подобраться к вершинам власти, как Ле Пен во Франции. Они участвуют в судах над националистами и мигрантами, активно проводят PR-акции и штудируют различные научные исследования из области социологии и этноконфликтологии. А представитель ДПНИ Александр Белов вообще говорит, что привечает скинхедов на своих митингах, чтобы отваживать их от беззакония.


Белов даже читал исследование Вендиной, но суть его воспроизводит весьма приблизительно: «Если неславянского населения больше 5%, то коренные чувствуют себя неуютно. Если больше 30%, то русские начинают уезжать». Вольно цитирует Белов и одну из теорий криминальной социологии: «Когда из традиционного общества эмигрант попадает в цивилизованное, то у него пропадает табу и он совершает преступления». А раз государство межнациональными проблемами не занимается, то ими займутся скинхеды и футбольные фанаты с монтировками, прогнозирует националист.


Армянин Юрий Сулейманов и азербайджанец Октай Мамедов потому и выбрали «Локомотив», что у него, в отличие от ЦСКА и «Спартака», нету своей националистической группы поддержки. На его стадионе, примыкающем к Черкизовскому рынку, никто не крикнет знаменитый уже клич: «Россия — для русских, Москва — для москвичей!»

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *