Украинцы с радостью находят все новые подтверждения тому, что их страна стала модной—это очень приятное и незнакомое чувство, говорят они. Больше всего признаков заметно во Львове. Раньше там встречались только ностальгирующие поляки, а теперь город заселили студенты и туристы-босяки со всей Европы—немцы, скандинавы, французы—в растянутых майках и с огромными рюкзаками за спиной. Та самая альтернативная европейская молодежь, которая в 90-е годы обживала Прагу и Будапешт, насмотревшись новостей про революцию, открыла для себя Львов, где так же дешево, как когда-то в Праге, и почти так же красиво. Слава о новой украинской свободе такова, что многие приезжают на границу только с водительскими правами и студенческими билетами. Там их, конечно, разворачивают: мы теперь свободная страна, но не да такой же степени, что и паспорта не нужны. Да и визы отменили только на время Евровидения.


Трудно представить себе события, более далекие друг от друга, чем революция и глянцево-диванный песенный конкурс Евровидения. Но в Киеве постарались их объединить. Сначала за подготовку отвечал лично премьер-министр Виктор Янукович, но потом ему стало не до конкурса. Когда 25 февраля делегация Европейского вещательного союза приехала в Киев, у нее было одно предложение: перенести конкурс на запасной аэродром в Стокгольм. Новый президент Виктор Ющенко убедил европейцев, что провести конкурс проще, чем сделать революцию, и ему поверили. Евровидение готовилось революционными методами и революционными комиссарами.


Штаб конкурса как будто набирали на Майдане. Куратором стал вице-премьер по гуманитарным вопросам Мыкола Томенко (в революцию он был «конферансье» на киевских митингах), непосредственно курировал подготовку Тарас Стецькив из Львова, в декабре—комендант палаточного городка на Майдане, а с 25 февраля—президент Национальной телекомпании Украины. Постановку телевизионной версии поручили Михаилу Крупиевскому, тому самому, чья компания делала телеверсию инаугурации Ющенко. Саму сцену с капроновыми колоннами, меняющими форму и цвет под каждую новую песню, сделал Михаил Илько, человек совершенно новый в большом киевском дизайне. Как выразилась теледизайнер Юля Огородник, «при другой власти это делали бы другие люди».


Неудивительно, что в Киеве много обиженных как раз из среды «других людей»: они недовольны тем, что Тарас Стецькив изящно назвал «упрощенной процедурой тендеров»—многие кампании начинали работы до того, как официально объявлялся победитель. Но картинка с подсвеченными шевелящимися «капроновыми чулками» на сцене получилась отличная.


Новая украинская власть—по всем законам рекламной индустрии—поработала над тем, чтобы упаковать революцию и Евровидение в один пакет, перекинуть мостик от одного события, которое сделало Украину модной страной, к другому—которое эту моду подогрело.


Нам это чувство тоже знакомо—Россия за последние 20 лет дважды была модной страной: при раннем Ельцине, а до этого—при Горбачеве. Но мода на Россию, которую у нас никто не пытался поддержать, быстро прошла. С начала 90-х наша страна в европейском представлении—это коррупция и бандитизм. Хуже только Украина.


Теперь про нас говорят и большие гадости, а про революционных соседей—только хорошее. Респектабельный швед Эрик раньше знал только про Чернобыль, а теперь рискнул приехать—и оказывается, здесь совсем не такая дыра, как он думал. Питер—голландец в парике—знал, что на Украине мафиозное правительство, а теперь это очень интересная страна. Интерес к Украине, считает Питер, вполне может продержаться до того времени, когда она вступит в ЕС.


Организаторов не смущает, что их революция в формат слащавого Евровидения никак не вписывается. Например, попала бы на конкурс вместо дуэта «Грынджолы», который сочинил и спел гимн революции «Разом нас богато», махровая попса, то о том, что Киев—революционный город, никто бы и не вспомнил. Ради такого дела пришлось нарушить правила отбора. До того лидировала Ани Лорак—вполне рейтинговая украинская поп-звезда cо стабильными гонорарами порядка $15 000 за концерт, а «Грынджолов» даже не было в финале. Но проблема Ани Лорак (простенькая анаграмма от «Каролина») была в том, что она успела «покататься» по стране за Януковича. Вице-премьер Мыкола Томенко (в киевской тусовке его иногда называют «министром пропаганды», впрочем, вполне беззлобно) объявил, что состав финалистов отборочного тура не соответствует современному состоянию Украины, и вывел сразу в финал пять исполнителей из сторонников Ющенко. «Грынджолы» и победили Лорак с небольшим отрывом в финальном SMS-голосовании. Ани и ее сторонники уверены, что их обсчитали: фанаты некоторое время даже ходили протестовать к зданию Национального телевидения. Впрочем, глядя на то, как киевская молодежь воодушевляется, услышав знакомый куплет, можно поверить, что победа была честной. Но все равно забавно, что авторов слов «махинациям—ни, фальсификациям—ни» обвиняют в махинациях и фальсификациях.


Юля Огородник, хотя и занимается дизайном в конторе, которая ставит телеверсию Евровидения, считает, что «Грынджолы» для конкурса—явный «неформат»: «Я видела, как здесь за два месяца людей приводили в порядок, а этих за три месяца не отмыли». Вид у обоих Романов из «Грынджол» действительно не гламурен: оба в расшитых крестом косоворотках, с настоящей, а не фотомодельной небритостью. Получается сказка про золушку: из Ивано-Франковска—и прямо на мировые экраны. Как недавно вся Украина—из пренебрежительного забвенья вдруг попала в позитивную часть мировых новостей.


Пресс-секретарь дуэта предупреждает, что оба Романа общаются только по-украински, после чего «Грынджолы» немедленно переходят на русский без акцента. На обвинения, что выиграли не по правилам, младший из Романов соглашается, что все было не слишком правильно. Но Европейский вещательный союз нарушение процедуры выборов проглотил, а вот текст попросил изменить. «Организаторы увидели там политику,—ненатурально обижается Роман.—Ну мы текст изменили так, что все равно каждому украинцу понятно». Вместо «Ющенко так!» стало «Знаемо так! Вирымо так! Знаемо, переможемо так, так!». «А по-английски это вообще получилась такая песня свободного человека»,—резюмирует Роман. Он вполне простодушно ставит революцию и Евровидение в одну цепочку событий, которые сделали Украину популярной страной: «Сначала [на прошлом Евровидении] победила Руслана, потом [чемпионский пояс в супертяжелом весе выиграл боксер] Виталий Кличко, потом победила революция, и теперь вот Евровидение проходит у нас».


Еще один мостик между революцией и Евровидением—Евролагерь на Трухановом острове посреди Днепра. «Это такое превращение политики в культурный проект,—рассказывает Нина Сорокопуд из пресс-службы лагеря.—Теперь европейская молодежь может пережить так понравившиеся ей по телевизионной картинке события на Майдане. Только в летнем, менее экстремальном варианте».


Народ живет в палатках, которые украшены всем набором революционной символики—от оранжевых ленточек до флагов «Поры» и правильных лозунгов. Из палаток настоящих только две-три, остальные дало МЧС. В «настоящей» палатке—«Музей революции», вход—2 гривны. Комендант Евролагеря—Василь Войчук, который командовал лагерем у Рады. Одна беда—европейцы в лагере не селятся: он рассчитан на 5000 человек, а к выходным в нем было от силы пятьсот, и те с Западной Украины. Революционные затеи выбиваются из формата Евровидения—лагерь больше напоминает «Вудсток».


Впрочем, одна группа иностранцев в Евролагере была многочисленной—белорусы из молодежной оппозиционной организации «Зубр». Для них конкурс был живой политикой. Жаль, что белорусская дива Анжелика не прошла в финал,—Белоруссия пока страна не модная. В результате Европа не смогла оценить противоборство двух белорусских групп поддержки—с государственными красно-зелеными и оппозиционными красно-белыми флагами. Они носились по залу и чуть не дрались за места, где флаги лучше попадали в телекамеры.


 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *