Величайшая тайна человечества
и секрет его счастья находится у него
под самым носом. Это — планета Луна. Предки знали: Луна не являет собой холодный и мертвый придаток Земли — это центр зримой Вселенной, врата
из туманной и мрачной юдоли следствий,
с которой отождествлено сознание смертного человека, в Причинный Мир — Вечность, дом Бога, горящий огнем Его. Отняв эту истину у людей, Аристотель лишил их Прогресса. Незнанье ее
не позволило Альберту Эйнштейну создать Единую теорию Поля, справедливо и полно объясняющую Мир. Возврат людям знания о Луне,
обладание которым кардинально возвысит их, вернув им Себя Самих —
цель этой статьи.
Ось Вселенной
Луна, какова она есть
Олег Ермаков
Все те, кто поистине уходит из этого мира, идут к Луне. (…)
Поистине Луна — это врата небесного мира.
Кау|шитаки-упанишада, I, 2
Современная космологическая модель, т. е. картина эволюции Вселенной в целом,
базируется на небольшом числе постулатов, подкрепленных огромным массивом
наблюдательных и экспериментальных данных. Среди них — постулат о том,
что свойства Вселенной не зависят от того, в каком направлении мы смотрим.
В физике это называется предположением об изотропности Вселенной.
Энциклопедическая справка
Мечте поколений, Теории Мира (Вселенной) стать явью мешает одно лишь: отсутствие в очах людских у Вселенной реального Центра, Оси, без какой величайшая эта cистема не зрима системой, с тем — непостижима. Нет Центра — пусты и бесплодны теории наши: Опора, Суть, Цель — он. Строг факт, что, таим так, Мир нам лишь в частях — хоры тел, будь то атомы или галактики, весь же — он есть однородный и в сути пустой мешок без центра и краев. Между тем, Пращур наш знал: у Мира есть Центр — то Луна. Очам зрячим она есть пункт Истины, Сат, Цели нашей, искать кою, сущую ради очей как Ближайшее их, Сателлит, Пифагор учил в шаге от них — от Земли, их опоры, шагнуть от которой единожды и есть достигнуть Луны.
узловой (ключевой?) в сути роли, какую играет Луна в зримой нами Вселенной.
— Вы написали о Луне «Планету Любовь» — большую книгу, о какой говорите, что она есть та самая Единая теория Поля, создать которую мечтал Альберт Эйнштейн. Но позвольте, где логика? Луна — лишь одно из великого множества тел Вселенной, притом ничтожное размером, тогда как Единая теория Поля по сути понятия — труд о Вселенной как целом: она-то и есть то великое Поле, Арена арен, где разыгрываются все коллизии сущего. Как же совмещаются в одной Луне столь малое и столь великое?
верь в тонкий мир — в Вечность, Божие Царство, корнь брения (тленного мира, где сущи мы), отождествленного Богом с очьми смертных. Вечность и брение есть половинки лежачей в|ось|мер|ки Вселенной (для бренья — бескрайней: не замкнутой в Боге, тьме тайном), ось чья есть Луна, единящая их в цельный Мир (рис.1). Очам Розни, какими зрим мы в бренных днях, Мир, Одно, в Луне скрыт как сосуде своем: Mun|dus в Moon, в Мéн|е (Луна — греч.) Men|s (Дух — лат.) как в top’ке Огнь. От Селе|ны, Всевышнего Кель|и, — «от|сéле»: От Цели, Оси как П|рич|ины окружного ей — путь любой как воз|в|ра|т др|ев|а в К|ор|нь, коим цел|о оно.
Провал всех попыток созданья Теории Мира (Вселенной) — не частный их промах. Порочна сама опорная им Аристотелева парадигма науки «познание есть разъятие»,
ум-нож, погибельная человечеству, ибо лежащий в ее основе раскол очей влечет
за собою распад и коллапс всего сущего (esse — percipi: быть — зриться).
Речь посему — о победе над ней и восходе науки в храм Жизни, Платонов оплот:
от анализа — к синтезу, от плахи — к лейке садовника, от ума — к Сердцу,
от солнца глаз дольних — к Луне, Солнцу горних очей. То — Любви
стезя млечная, в Мать тропа. Плод ее — книга моя.
Луной, Гранью един Мир. Не зря сего, Кант Вечность, То мнил глухой, как с|к|леп, «вещью в себе». Г|ра|нь он мыслил стеной, Мир секущей, тогда как она — К|лей целящий его; грань пройти как в|ра|та — бренность скинув, вступить в Ра, Творца, чей Мир х|ра|м. С тем, Луна в притче Сына — и|гол|ьное ушко, каким входим мы в Дом сей, Зло отреша как кору свою а|тма — душа без пелен, атом-суть.
Рассматривая субординированные единства Вселенной, от звездных
скоплений до атомов, как системы — скорлупы с ядром их, — наука не видит системой, а с тем не зрит вовсе их сердце, Вселенную, мня ее безразмерным
и в сути пустым мешком в незнании ее истинного центра. Им есть,
ведал Пращур, Луна: Центр как Целое, Всё. Знать ее — ведать Мир нам:
от полности — часть, от оси — колесо; Центр не ведать — не знать ничего
как безлунные мы: без истока река, без зрачка глаз пустой.
Mun|di — лат.). Мир — па|ра|докс: сущее как Недолжное — Пр|ор|ва, таящая Ось как разгадку свою, бередящую ум. О том сказано:
В старых фантастических романах звездные корабли бороздят Вселенную, словно парусники океан. Планеты — как острова, галактики — словно континенты… Но в последнее время фантастов перестал занимать дальний космос, даже как условный прием. Не в последнюю очередь потому, что сегодня человеческого воображения не хватает, чтобы представить целостную картину Вселенной. Профессионалы давно смирились с этой неприятностью. Известный наш астроном Иосиф Шкловский заметил, что если бы предавался «размышлениям о чудовищности размеров Галактики, о невообразимой разреженности газа, из которого состоит галактическая корона, о ничтожности нашей малютки-планеты и собственного бытия», то всякая работа прекратилась бы автоматически. Он писал это в середине семидесятых. Сегодня каждый размышляющий об устройстве Вселенной должен добавить ко всем перечисленным обстоятельствам еще одно — невообразимую сложность мироздания. Меньше всего мир похож на пустое пространство, равномерно заполненное звездами, галактиками и их скоплениями. Нет в нем ни строгой иерархичности, ни гармонии сфер. Галактики сталкиваются и разрушают друг друга или вдруг взрываются, объединяются в скопления и сверхскопления, столь огромные, что и слова подходящего не подберешь, чтобы выразить их размеры. Что такое миллиард световых лет? Как вообще может существовать в виде некой целостности структура такого размера? Вот вопросы, сам факт наличия которых ставит под сомнение общепринятые теории развития Вселенной.
У Вселенной появилась ось. http:www.ug.ru/old/97.31/t18_1.htm
Ос|нов|у — собой овладеть, на Оси сей собравши себя. Собой властный — Оси как Себя г|ос|подин. Учат Мудрые:
У любого человека есть свое Мировое древо, своя Ось Мира. Брухо называют ее точкой сборки. Смещая свою Ось, они могут путешествовать по различным мирам и везде чувствовать себя как дома. Именно смещение точки сборки и позволяет сновидцу действовать в сновидении осознанно. Техника эта сложна. (…) Не каждый маг умеет путешествовать во сне, да и не все стремятся к этому. Но любой, кто претендует на магическое Знание, должен уметь перемещать свою Ось Мира. А для этого ее надо в себе открыть. У большинства людей Ось Мира сильно смещена. Вообще-то, она ни у кого не имеет жесткого закрепления: природа ее такова, что она должна быть все время в движении. Но маг может удерживать ее в области сердечного центра — это идеальное положение. Вам следует научиться хотя бы удерживать ее в границах тела. Потому что сейчас ось мира у каждого из вас находится вовне. И это очень плохо, это значит, что вы существуете за пределами собственного мира. Иными словами, вы не существуете вообще. Вы когда-нибудь задумывались над тем, почему антропологи и этнографы так привязаны к тем, чью культуру они изучают? Даже если это самые примитивные и жестокие племена? Я отвечу: потому, что, в отличие от нас, люди в традиционном обществе удивительно цельны и последовательны, они живут настоящей жизнью. Они существуют на самом деле. Их Ось Мира находится там, где ей положено быть. И эти люди делают все, чтобы она не смещалась. А то, что называем жизнью мы, есть не что иное, как бесконечный калейдоскоп случайностей и нелепостей. Тед, — Кастанеда повернулся ко мне, — ты был разочарован, что сновидение так напоминало обычный сон и совсем не было похоже на реальность. Ты прав: сновидение не похоже на вашу реальность, потому что даже скомканный, проходящий мимо сознания сон гораздо реальнее, чем жизнь, в которой мы якобы бодрствуем. Индоариям было знакомо понятие майи — вселенской иллюзии, в плену которой проходит жизнь человека. Но почему человек так легко попадается в этот плен? Ответ один: он не владеет своей Осью Мира. Ею владеет внешний мир, то есть, хаос. И вырваться из этого хаоса, превратить его в Космос, можно только одним способом: вернуть Ось Мира в пределы вашего тела.
Яков Бен Бирсави. Закрытый семинар великого мастера. Продвижение к Силе.
http://castaneda-ru.com/birsavi_books70.php
Луна, зримости Ось, есть Ось наша и Суть: ею целостны мы, ею — есть.
Знать Луну — мочь собрать на Оси сей себя: плоть — на Духе, Car’Caus’е всего.
— Как же роль Оси, главной всему, совместить с ролью спутника — пленного тела, каким для Земли есть Луна?
Поистине, главный наш спутник — П|рич|ина, влекущая нас в свой чертог как Отчизну; то — Мать наша, спутник-владыка, лик чей нам Луна. У Б|лав|а|тской читаем о том:
Луна является спутником Земли лишь в одном отношении, именно, что физически Луна вращается вокруг Земли. Но во всех других случаях именно Земля есть спутник Луны, а не наоборот. Как бы ни было поражающе это заявление, оно не лишено подтверждения со стороны научного знания. Оно подтверждается приливами, периодическими изменениями во многих формах болезней, совпадающими с лунными фазами; оно может быть прослежено в росте растений и ярко выражено в феномене человеческого зачатия и процесса беременности. Значение Луны и ее влияние на Землю были признаны каждою религией древности, особенно еврейской, и были отмечены многими наблюдателями психических и физических феноменов. Но пока что наука лишь знает, что воздействие Земли на Луну ограничивается физическим притяжением, заставляющим ее вращаться в ее орбите. И если бы возражатель настаивал, что этот факт, сам по себе, достаточное доказательство, что Луна действительно является спутником Земли и на других планах действия, можно ответить, задав вопрос — будет ли мать, которая ходит вокруг колыбели своего ребенка охраняя его, подчиненной своего ребенка или же зависящей от него? Хотя, в одном смысле, она его спутник, тем не менее, она, конечно, старше и полнее развита, чем ребенок, охраняемый ею. Следовательно, именно Луна играет самую большую и самую значительную роль как в образовании самой Земли, так и в населении ее человеческими существами. Лунные Монады или Питри, предки человека, становятся, на самом деле, самим человеком.
Е.П. Блаватская. Тайная Доктрина. Космогенезис.
http://ezoteric.polbu.ru/blavatskaya_doctrine/ch11_iv.html
Оккультно Луна является «родительницей» нашей планеты, она гораздо старше Земли (…). Наши духовные прародители «питри» (предки) пришли с Луны и вошли в пустые земные оболочки, одушевив их, чтобы продолжить своё эволюционное развитие на новой планете. Так учит Тайная Доктрина. Отсюда и культ почитания предков, которые являются духами, вошедшими в наши физические тела. Таким образом, питри — это мы сами. Луна гораздо древнее Земли и даже Солнца. Именно Луна управляет Землей, взять хотя бы приливы и отливы, рост растений, менструальный цикл у женщин — все эти жизненные явления связаны с влиянием Луны.
Тот же труд. http://demonhost.info/807-tajny-vselennoj.html
Утро|бе-Отчизне, войти куда — главная цель наша, рек кою Ф|еб|ов оракул: стяжанье С|еб|я. Древни ведали это, Луну зря всесильной Богинею-Матерью — Миром, Вселенной как Лоном, Женою-Всем (Нут как Ко|ровою-Ко|смосом, звезд Co|w’ром — в Древнем Египте, рис.2). Феб, дух Дельф — сын Латоны, Луны, знавший Мать и с|трем|ивший к Ней нас; Му|д|рост|ь — знанье Ее. Но раб тьмы Аристотель, разъяв бренье с Вечностью как древо с корнем и взяв бренье старшим (ведь зримость над Тайной мнил он), затворил тем исконные, вечные очи людей, переставших чрез то видеть Мир, с тем — Луну, плащ его.
Рис.2
Лики Матери-Вечности, Нут
Го|го|л|ь, бывший в сродстве с Лоном сущего, Тьмой (go — корова (санскр.): Мать, Го|л|ова сущих всех, Го|стем мнимый Хо|зяин; лишенный ее — из|го|й), точно описал это превращение в своей «Ночи перед Рождеством», где сакральной порой черт крадет с неба главное людям — Луну, дверь в Причину, чье знание, в сути, и делает их людьми. Принять Сына, Христа — невозможно не ведая Мать, коей есть Луна: смысл кражи — в том. Черт — это Арис|тотель, муж Розни как Арес, укравший у нас врата в Истину, арес|т|овав Mes’яц, Луну как Мать, по’mes|h’еньем в mes|h’ок, тьму (так в брении меш|к|аем (медлим — рус.) мы как меш|к|е без Огня, Богу чуждые; меш|к|ати (укр.) — обитать преходяще); Вак|ула же, антипод черта — Истины лик как самой Луны, Матери, в Индии чтимой как Вак, а у Греков Латоны, в П|латоне горящей. Отличие Аристотеля от гоголевского черта — в незнаньи вершимого зла: если Гоголев персонаж его жаждет, сознательным деятелем в случае Аристотеля есть само Зло — Сатана, что стоит за спиной его и жестко манипулирует им, к власти этой слепым.
ращу|рам, невозможное древней порой, когда каждый знал: корни — опора, без коей нас нет, как нет части без целого, следствия без причины его. Плод того — и пустая теория Дар|вин|а об исхождении умного и красивого человека от глупой уродливой обезьяны (= целого от части, огня от тени своей), и хвала новым людям за то, что в своем всестороннем прогрессе они высоко поднялись над убогими предками и их отрыв с каждым днем все сильней.
бог|ат мир. По Индийцам, Луна — цар|ь Сан|сар|ы, ю|дол|и рождений-смертей, тюрьмы душ, мира бренного: Центр и Огонь его, Солнце (sun), в Вечность врата: из Сего — в То (бог лунный Гер|мес — Тот: вожак в То, причастный ему). Пифагорово знанье, Луну зря главою того ж круга (первого как Колесо пере|мен, Ка|р|у|с|ель, чей Сел|ена, Тьма-Мат|ерь Мот|ор есть и К|нут), говорит, что круги за ним — Вечность, таимая бренным в Луне как у бренья В|нут|ри: в форме Суть как в cow’чег|е своем, в чех|ле Огнь.
Жизнь — она самое, не зрить коей — не знать Суть свою. А коль так, да постигнем: не Мир мертв, но очи, которыми зрим мы, абсурдно ища в Жизни жизнь; их, разъяв Аристотелев плен, дóлжно нам оживить, чтоб узреть сосуд Мира Луну, с тем — Мир в ней: По|лно|сть, Жизнь.
Хор Лун|ы: архетипы Живого как лики Оси сей единой: Корова, Медве|диц|а, Лан|ь.
т|руп: фор|ма (санскр. руп|а) без Сути. Раб их, ученый дней сих — ф’ares’ей: порой праздной чтит он Бога в храме, но Бога в трудах его — нам не сыскать. Вопросите его: как распутать клубок причин-следствий без Бога, Причины причин? — и узрите в ответ пару бельм: взор слепца, что не понял вопрос.
Лишение Мира Главы — Бога, Корня его — как опора на часть в ущерб Целому, труд Аристотелев, в жизни людей породило подмену опоры очей их, закона единства тождества и различья, чья суть есть Единство, Бог зрячих, — законом единства и борьбы противоположностей, суть чья есть Рознь, слепцов бог. Плод того — и разъятель умов, пресловутый «основной вопрос философии», по-фарисейски бесчестно решающий, чтó первично — бытие иль сознанье, тогда как они суть одно: Мир есть Очи, какими зрим он, зриться — быть3
(esse — percipi(лат.)). В языке Бог есть И — с|очи|нение, связь; Сатана —
раскол, «или». Платона суть — первый союз: Луна как очей Явь;
Аристотеля суть — есть второй: Луна как Тайна их.
Кам|нь Любви, Кам|ы, коим и есть он; Мир глаз наших, плод Аристотелев — слóжен как груда осколков, что мним Целым мы. Речет мудрый:
онтологическую безвыходность, им|ман|ентизм, — разит верный К|онт|акт|а слуга, К|лем|мы Господа, Лем в своих книгах. В «Солярисе» пишет о ней он как корне бессилья науки постичь Океан: в сути чистой — Луну, Бога ш|лем как Причины причин (Хари — санскр.), чьим послом был писатель4:
Второй том Хьюджеса и Эгла, который я перелистывал совершенно машинально, начинался с систематики, столь же оригинальной, сколь и забавной. Классификационная таблица представляла в порядке очереди: тип — Политерия, класс — Метаморфа, отряд — Синциталия. Будто мы знали бог весть сколько экземпляров этого вида, тогда как на самом деле существовал лишь один, правда, весом в семнадцать биллионов тонн.
Истину, Смысл Прямой, ему единственный. Мастер темнить, Аристотель в истории нашей — творец переносного смысла: смещения Истины в несуществование, лишившего людей ее, дав очам их ту самую «вторую свежесть» лжи, взятой за норму людей, о которой булгаковский Воланд сурово заметил, что свежесть есть только одна — первая, она же и последняя. Смысл переносный — мета|фор|а в худшем понятьи своем: жизнь без Цел|и, Мет|ы, Луны. Лунно очьми в цел|о|мудрии их, с ним невинное бьется дитя, коим быть звал Христос нас. О том говорится:
…период языкового развития, когда дети начинают примиряться с метафоричностью наших «взрослых» речей (…), насколько мне удалось заметить, у нормальных детей начинается на шестом году жизни (Шесть — число в|ремен|и, брения — Авт.) и заканчивается на восьмом или девятом. А у трехлетних и четырехлетних детей такой привычки нет и в зародыше. Логика этих рационалистов всегда беспощадна. Их правила не знают исключений. Всякая словесная вольность кажется им своеволием.
Скажешь, например, в разговоре:
— Я этому дó смерти рад.
И услышишь укоризненный вопрос:
— Почему же ты не умираешь?
Бабушка сказала при внучке:
— А дождь так и жарит с утра.
Внучка, четырехлетняя Таня, тотчас же стала внушать ей учительным голосом:
— Дождь не жарит, а просто падает с неба. А ты жаришь котлету мне.
Дети вообще буквалисты. Каждое слово имеет для них лишь один-единственный, прямой и отчетливый смысл — и не только слово, но порою целая фраза, и, когда, например, отец говорит угрожающе: «Покричи у меня еще!» — сын принимает эту угрозу за просьбу и добросовестно усиливает крик.
— Черт знает что творится у нас в магазине, — сказала продавщица, вернувшись с работы.
— Что же там творится? — спросил я.
Ее сын, лет пяти, ответил наставительно:
— Вам же сказали, что черт знает, а мама разве черт? Она не знает.
Свежесть реакций ребенка на взрослую речь сказывается именно в том, что каждую нашу идиому дети воспринимают буквально.
— С тобой голову потеряешь, ей-богу! — говорит, например, сердитая мать.
— Со мною не потеряешь: найду — подниму.
Про какого-то доктора большие говорили в присутствии Мити, что денег у него куры не клюют. Когда Митю привели к этому богатому доктору, он, конечно, сейчас же спросил:
— А где у тебя твои куры?
Для взрослых всякая такая реализация метафоры является, конечно, сюрпризом. Тот, кто сказал про старуху, будто она «собаку съела», даже не заметил, что упомянул о собаке. Тот, кто сказал о сварливых супругах, будто они «живут на ножах», не заметил в своей речи ножей. Тот, кто говорил про богатого доктора, будто куры не клюют его денег, ни на минуту не подумал о курах. В том и заключается огромная экономия наших умственных сил, что, оперируя готовыми штампами речи, мы почти никогда не вникаем в их изначальный смысл. Но там, где для нас — привычные комбинации примелькавшихся слов, стертых от многолетнего вращения в мозгу и потому уже не ощущаемых нами, для ребенка — первозданная речь, где каждое слово еще ощутимо.
Корней Чуковский. От двух до пяти
(выделения в тексте – мои)
ям|ой — Миф: Мир и очи видящи, черные Тьмой; переносный — безмифье: Мир, канувший в тьму без Творца, и пустой бренный взор.
науку части; Вселенная ж — Целое: Всё, Полнота.
— На что же оперлись вы, создав свою теорию вселенского Целого?
Слово, Сосуд его. В Библии сказано прямо: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. (…) Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков» (Иоан. 1 : 1, 3, 4). Современная нам, Аристотелева по корню наука глуха к этой истине — как и ко многим иным, — посему и не знает: искусство Сок|Ра|та ма|й|ев|тика, данное свыше ему к вспоможенью беременным Истиною родить ее — это искусство выдавливанья ее из Слова как сок|а из Я’God’ы-Тьмы, В|ино|града (Лозы — по Христу): царь умов Дионисов процесс, чьим посредством Мир полно изъемлется из сущих в речи исконных корней, Луны в ней, ради знанья его. Выжать из речи нашей, Вок|ала, Мир — явить Луну как Сосуд его: Вак, Речь как Мать всего (сын чей Платон — муж реч|истый отменно; Луну звать — лягушкою к—вак—ать: П|рич|ину петь дольне), Любовь как s|lové|s Суть, от бед всех Вак|ц|и|н|у (недаром вакциною первой — корова снабдила нас: Ть|ма, Ма|ть). Поистине же, без бок|ала, рекут, нет вок|ала: без Вак|ха, ме|н|ад вожака и царя Э|лев|син|ий, аккадского Син|а, владыки Луны (Вак|х есть Бык, Сын Коровы сей, Бок ее верный как Два при Нол|е, А|пол|лон как пол-Лон|а при Лон|е, Лун|е) — нет и речи людей как реки от Истока сего. Процесс выжимки Истины из слов, и названный мной жомом (см. Приложение), взят у Сократа, работой своей дал открытья мои.
Луны тайна, раскрытая в книге моей — тайна Речи, глаголов загадка.
Смысл слов языка, Луна-Истина из них изъемлема так, как давúм сок из ягод
ногой винодела и плод из утробы рукой повитухи. Любя Бога, Пращуры ведали это, меж них — Сок|Ра|т, мы же — забыли. Начальной порой людей, когда Луна была Солнцем, Огнем очей, слово в устах было Истиной: Луною, Меною — речь, хор имен сущих. Когда ж Луна в очах сгасла, Огнь тенью стал, — Истина отошла
в глубь слов, канула в них как Суть в форму, сосуд свой; к стяжанью ее Бог дал людям тогда действо Вакха, забытое ныне: жом горний. Труд книги сей — вспомнить его, чтобы, внявши Оракулу, Себя познать нам как Мир,
коим есть мы по истинной сути, достать Изнутри: Сок из слов
как Луну из груди, где бдит в сердце она.
— Чем же есть жом на практике?
слово (имя) как целое, тождественное тому, как ноги винодела или его давильный пресс выжимают сок из плода, беря его не по частям, а целиком. Известный нам из школьного курса языка разбор слова, членящий его на готовые, сущие до разделения приставку, корень, суффикс и окончание, ложен и неприемлем по сути, поскольку, идя от части к целому и оперируя горкой уже наличных структурных кирпичей, он камня на камне не оставляет от самого слова в его уникальности творенья Божьего, слова, какого при сем превентивном разъятии просто не существует вовсе. Ведь коль элементы делимого ведомы — к чему делить? Что искать, если всё уже есть? Нет — делению столп само слово как корень себя, самосущный, делимый не загодя, а точно в момент деленья (ведь действуем мы в момент действия — не до него), вглубь идя как от Цел|ого к его частям в разумении его сущностной недробимости: ее как Жизнь, Сущность слова, а не руины его мы должны зрить за Цел|ь своего пути, за Пред|мет познания. Смысл, взыс|куем|ый так, не взять в прошлом как некий п|рип|ас — небывалый, рождается он в вечный Миг Настоящего, Жизни Мо|мен|т («на|стоящий» — стоящий поверх, над|стоящий: над тьмою Огонь, над людьми Бог, Луна над Землей бренной) как Здесь-Сейчас наше. Это о нем рек поэт:
ног|рад, взятое к познанью не как готовый заранее, т.е. умерший, набор «вин-о-град» (два корня с соединительной гласной меж ними), а как монолитно-живая, дышащая суть, предстает нам как ягода, сущая нóг рад|и: истинно, Бог и явил ее нам, чтоб трудом добывать из нее Вакхов сок.
трупа, есть страшное своею будней обычностью дело разбора живого, идущее к нам от Аристотеля и служащее причиной нашего краха в попытках познать суть вещей, Богом вдутую в Речь. Зрить живою, единой ее (ведь она — такова), разделять не ножом, но любовью (тем, что единит, собирает) — вот способ извлечь и изведать нам Мир, сущий в ней: Жизнь — в живом. В том порука нам Вакх, лунный бог с его знаньем: В|ино, в Бога Вин|т.