Через 20 лет после падения Берлинской стены и кончины Варшавского блока в Европе с новой силой давят гидру коммунизма

В досье объекта слежки под кодовым именем «Африка» две фотографии. На одной — улыбчивый молодой мужчина позирует на фоне жирафов. Вторая снята внутри готического собора: мужчина склонился над ребенком, из-за его плеча выглядывает женщина. В папке, заведенной отделом по борьбе с внутренним врагом директората контрразведки СТБ (чехословацкого аналога КГБ), есть настоящее имя объекта: Владимир Игоревич Тихомиров. Слежка за ним велась летом 1989 года в связи с «американским вопросом». В чем состоял вопрос и кем был этот человек — в деле не написано. Но Newsweek его нашел.
«Нет, это не я. Я тогда уже бороду носил и начинал седеть», — говорит главный экономист аналитического управления банка «Уралсиб» Владимир Игоревич Тихомиров, вглядываясь в фотографию с жирафами. Но, увидев второе фото, восклицает: «А вот это, похоже, я! Да, да, точно я — и кофта у меня была такая полосатая, и вот жена видна. А вот мой сын!»
В то время Тихомиров был ученым-африканистом и находился в Праге по приглашению своего аспиранта Франтишека Длгополчека. Тот сейчас занимает высокий пост в словацком МИДе. Оба были шокированы, когда узнали от Newsweek, что за ними следили. И оба понятия не имеют, кто изображен на фото с жирафами. Для жены и сына Тихомирова Прага стала первой поездкой за рубеж. Восторг был такой, что слежки никто не заметил. Фотографии, как и все архивы СТБ, хранятся в пражском Институте по изучению тоталитарных режимов. Любой гражданин Чехии, который желает знать, кто и как на него стучал, может прийти сюда и ознакомиться со своим делом.
Раскрытие архивов спецслужб — часть процесса декоммунизации, который начался 20 лет назад. В ноябре Европа праздновала юбилей падения Берлинской стены и бархатной революции в Чехословакии, а в декабре — 20-летие восстания в Румынии. Методы, с помощью которых коммунистический режим демонтировали в разных странах, — предмет неутихающих споров. Продолжаются они и потому, что процесс декоммунизации вовсе не закончился, а наоборот, в конце 2009 года стал с новой силой набирать обороты.
В Чехии в ноябре опубликовали списки агентов внешней разведки, а в Польше запретили продажу коммунистической символики. Тем временем в Германии начались скандалы из-за гэбистского прошлого депутатов парламента земли Бранденбург. В процесс включаются все новые страны. В Грузии с конца ноября рассматривают закон о запрете на профессии для бывших сотрудников КГБ, а в Молдавии победивший на выборах антикоммунистический блок развертывает кампанию по «маргинализации коммунистов». В Европе доминирует ощущение, что коммунизм недостаточно наказан по сравнению с фашизмом, поэтому в новом году по этой теме станет только больше новостей.

НЕСПРАВЕДЛИВЫЙ ПРОЦЕСС

Тихомиров думает, что за ним следили, потому что он занимал отличную от ЦК КПСС позицию по борьбе с апартеидом в ЮАР. Он выступал за мирное урегулирование, а Старая площадь — за борьбу черных африканцев до победного конца. В Москве Тихомиров чувствовал себя под колпаком. Каждый день в 9 утра его домашний телефон коротко дзинькал, после чего разговоры сопровождались странным эхом. «Кондовая у них была аппаратура», — говорит Тихомиров. В районе 22.00 телефон дзинькал снова — прослушку отключали. В феврале 1991 года Тихомирова сняли с самолета, когда он с семьей улетал в полугодовую командировку в ЮАР. Это сделали по приказу из ЦК, считает он.
В Чехии за Тихомировым следили всего за несколько месяцев до революции. Тогда у чехословацких чекистов работы было невпроворот — число крамольных разговоров и надписей на стенах росло как снежный ком, а компетентных сотрудников не хватало. «На заборе появилась надпись: “We don’t wanna Jakeš”, — сообщал один из агентов. — Автор явно хотел сказать, что не хочет генсека Коммунистической партии Чехословакии (КПЧ) Милоша Якеша, хотя непонятно, почему он не употребил глагол want». На борьбу были брошены все резервы. Пожилые ветераны СТБ, потягивая пиво, зорко следили за посетителями ресторанов и баров. Сотрудницы в декретном отпуске пеленали и купали младенцев, слушая записи телефонных разговоров диссидентов.
Из материалов Института тоталитарных режимов явствует, что СТБ продолжало по инерции действовать и после революции. За пару недель до нее один агент докладывал о появлении на стене надписи «Долой коммунизм!». Через месяц после кончины коммунизма тот же агент, тревожась за судьбы демократии, информировал руководство, что ту же стену теперь украшает надпись «Да здравствует Сталин!».
Но вскоре в спецслужбах началась чистка. Их куратором в ранге замглавы МВД назначили бывшего «клиента» — диссидентку Петрушку Шустрову. Прочесть собственное досье от начала и до конца она так и не собралась. «Очень тяжело, — вздыхает она. — Знаете, когда единственный человек, которому девушка верила, доносит в СТБ, что она уже в таком состоянии, что скоро сорвется в эмиграцию…» Это вроде бы не про себя — Шустрова говорит, что знала эту женщину.
В чешской декоммунизации были две вехи. Первой стал закон о нелегитимности коммунистического режима. Он — декларативный и мер не предусматривает. Предполагается лишь, что все государственные решения принимаются в соответствии с его духом. «Я рада, что он у нас есть. Потому что в соседней Словакии тот, кто сотрудничал с СТБ, — это солидный человек. У нас же это позор», — говорит Шустрова.
Второй вехой стал закон о люстрациях — профессиональных ограничениях для запятнавших себя людей. «Мы исходили из такой философии, что копии досье СТБ находятся в Москве. А значит, иностранное государство может шантажировать наших политиков», — объясняет Шустрова. Все страны проверяют госслужащих тем или иным способом, оправдывается застрельщик реформы.
«Надо прямо сказать, что слишком справедливым этот процесс не был», — признается чешский омбудсмен Отакар Мотейл. Бывший диссидент Мотейл возглавлял Верховный суд страны в 1990-е годы, когда за пособничество прежнему режиму были уволены десятки судей. «Тогда никто не жаловался. Жаловались их жертвы, потому что увольняемым давали огромные отступные», — рассказывает он.
«У нас все прошло крайне мягко», — уверен студенческий лидер времен революции, а ныне один из главных переговорщиков ЕС по газовому вопросу Вацлав Бартушка. Главное, по его словам, было убрать с госслужбы чиновников компартии и сотрудников госбезопасности. «Но охоты на ведьм у нас не было. Смотрите, мы только что назначили еврокомиссаром выпускника МГИМО», — говорит Бартушка.

АГЕНТЫ НА ВЫДАНЬЕ

Но к последнему из имевших место в Чехии актов декоммунизации — публикации имен чехословацких разведчиков в ноябре этого года — у него отношение сложное. «Нельзя всех под одну гребенку. Одно дело — карьерные разведчики, другое — те, кто до этого боролся с “внутренним врагом”», — говорит Бартушка.
Петрушка Шустрова публикацию поддерживает. То, что разведчики подчас вели деятельность, которая пошла бы на пользу и современной Чехии, ее не волнует.
Так, потомки немцев, изгнанных из Чехословакии после войны, постоянно угрожают стране разорительными имущественными исками — неужели чешские власти не хотят узнать планы судетских немцев? «Ну да, я знаю, что наша разведка этим интересовалась, — соглашается она. — Но я решительно с этим не согласна. Просто разведчикам невозможно объяснить, что это 2 млн людей, которых выгнали из своих домов».
Если публикация имен нарушила права бывших разведчиков, то кому это должно быть небезразлично, так это чешскому омбудсмену. «С одной стороны, внешняя разведка защищала страну. Можно сказать, что они были патриотами», — рассуждает Мотейл. И тут же признается: «Но меня они как-то не особо волнуют».
Бизнесмен Мирослав Павел во время революции руководил чешским телевидением. КПЧ посылала его в Москву выяснять, как СССР собирается реагировать на угрозу распада Восточного блока. Вернулся он с убеждением, что Москве все равно. А после революции тоже попал в люстрационные списки. «Я отвергаю термин “справедливость”. И жизнь, и история несправедливы по определению. Это этическая категория, которая не имеет отношения к политике», — говорит он. Но горький осадок все-таки остался.
Публикация имен разведчиков его возмущает. «Хоть какое-нибудь государство это делало? Это решение показывает профнепригодность людей, которые управляют этой страной», — считает Павел. Не доверяет он и самим спискам. «Если критерием морали являются документы, составленные организацией, работа которой заключалась в дезинформации, то чего тут говорить», — рассуждает он.
Волчий билет не помешал Павелу создать международный медиахолдинг. «Даже несмотря на законы о люстрациях, у представителей старой элиты было преимущество в новых условиях из-за их разветвленной социальной сети и опыта управления», — объясняет аналитик Иржи Шнайдер.
Вацлав Бартушка тоже считает, что категории справедливости тут неприменимы: «Справедливым было бы воскресить расстрелянных в 1937 году, а тем, кто 15 лет на уране проработал, — вернуть эти годы и здоровье». По его мнению, на юридическом уровне декоммунизация Чехии уже закончилась, но на этическом она будет продолжаться очень долго. «Всегда будут задаваться вопросы. Может, революция 1989 года была неправильной? Может, распад СССР был величайшей геополитической катастрофой?» — улыбается Бартушка, цитируя своего главного партнера по газовым переговорам — Владимира Путина.

МЕШКИ ПРАВДЫ

Ученый Бертрам Николаи из Института Фраунгофера в Берлине знает, когда декоммунизация закончится в отдельно взятой Германии — в 2023 году. Тогда он обработает последний из 16 250 мешков с 600 миллионами клочков бумаги, хранящих тайны Штази — спецслужбы немецкого государства рабочих и крестьян.
Уничтожать документы сотрудники Штази начали

о

сенью 1989 года, незадолго до падения Берлинской стены. Сжечь архив было нельзя: вокруг здания в берлинском районе Лихтенберг постоянно проходили акции протеста. Если бы люди заметили дым, они бы взяли здание штурмом. Что, впрочем, и случилось безо всякого дыма, но только 15 января 1990 года. Впрочем, за три месяца чекисты преуспели в заметании следов сорока лет своей деятельности.
В ход пошли измельчители бумаг — шреддеры. Но из-за перегрузки — работали они днем и ночью — аппараты скоро сломались. Было решено продолжить вручную. Сотрудники архива рвали каждый документ на 8–30 частей (чем важнее, тем мельче), а клочки кидали в мешки. Смешать обрывки никто не догадался. В итоге в один мешок попадали документы с одной определенной полки. А значит, их можно было восстановить.
Документы, и особенно списки агентов, были нужны для применения люстрационных законов, которые обязывали всех работавших на Штази заявлять об этом своему работодателю. Дальше — на его усмотрение. Работа по реконструкции документов началась в 1995 году. Сначала их собирали вручную 30 человек. Они смогли бы завершить работу через 500 лет, а с учетом отпусков — через 700. Предлагалось отправить мешки во Вьетнам: тысяче вьетнамцев на их обработку понадобилось бы около семи лет. Но немецкие законы не позволяют вывозить секретные бумаги за рубеж.
Только в 2007 году к процессу подключился Бертрам Николаи, придумавший, как складывать пазл из отсканированных бумажек в компьютере. Он десять лет добивался разрешения на участие в проекте. «Многим влиятельным политикам как на востоке, так и на западе страны невыгодно, чтобы правда об их деятельности в те годы стала известна. Они специально тянут время», — утверждает он. Для ученого это еще и личное дело — в 1999 году от рака умер его друг, писатель и правозащитник Юрген Фукс. Николаи уверен, что его подвергали радиационному облучению на допросах в гэдээровских тюрьмах и что доказательства его теории хранятся в одном из тысяч мешков.
К 2011 году Николаи надеется представить результаты пилотной фазы проекта — 400 мешков. Это обойдется бюджету в €6 млн. Ученый говорит, что технологией интересуются поляки, чехи и словаки. У них мешков с порванными бумагами спецслужб, правда, поменьше: 900, 800 и 300 соответственно. А недавно к специалисту обратились украинцы — им нужна помощь в восстановлении документов о Голодоморе.
Простые немцы тоже ждут результатов его работы — только в 2009 году в архив поступило более 100 000 запросов о личных досье. Жертвам органов госбезопасности также хочется знать, от чьих рук они пострадали. По опросам, 60% немцев считают, что в органы власти не должны попадать люди с гэбэшным прошлым.
Насколько болезнен этот вопрос для страны, показал недавний скандал в ландтаге федеральной земли Бранденбург. В результате прошедших в сентябре выборов там сформировалась «красно-красная» правящая коалиция из социал-демократов (СДПГ) и посткоммунистической Левой партии. Не успели политики распределить портфели, как выяснилось (во многом благодаря восстановленным бумагам), что семь из 26 депутатов от левых — бывшие агенты или осведомители Штази.
Журналисты смаковали детали разоблачений, но в начале декабря стало известно, что среди сотрудников СМИ, больше всех критиковавших Штази, тоже немало бывших стукачей. В свое время с органами госбезопасности ГДР активно сотрудничали ведущие корреспонденты изданий Focus и Berliner Tageszeitung. Всего, по сообщениям прессы, в немецких ведомствах, в том числе правоохранительных, работает 17 000 человек, не проинформировавших работодателей о своих связях со Штази. Чистки не за горами.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *