Один из самых престижных кинофестивалей – Венецианский – стартует 27 августа. В основной конкурсной программе Россию, да и всю Восточную Европу, представляет фильм Алексея Германа-младшего «Бумажный солдат». Накануне отъезда в Венецию режиссер побеседовал с корреспондентом Newsweek Евгением Коганом.
«Бумажный солдат» – третий ваш фильм, и вы опять бежите от солнца и чистых улиц?
«Последний поезд» был про войну. Про гибель немецких солдат посреди русских болот, так что какое могло быть солнце в картине, где почти всегда идет снег и метет метель? Я сознательно погрузил моих героев во враждебную среду. Что касается «Гарпастума», то он адекватен эпохе. Существует исторически неверное представление о царской России как о прекрасных ностальгических городах, где прогуливались дамы в белых платьях, а изысканные дворяне в каретах читали Блока. Это ересь и глупость. Мы с вами сидим недалеко от того места, где располагался Хитров рынок, в километре от Кремля. Это были норы, огромный криминальный район, куда боялись заходить полицейские. Так что я не занимался идеализацией времени, я опирался на воспоминания.
«Бумажного солдата» вы снимали по колено в грязи.
А почему вы не снимете фильм про сейчас?
Потому что так придумалась история. Мог бы я снять про сейчас? Как раз собираюсь.
Страшно представить, что получится – та самая чернуха?
Есть порочные понятия, которые очень не идут русскому кино. И в первую очередь это — чернуха. Еще это бесконечное тиражирование одних и тех же актеров в одинаковых ролях. И наконец, отношение продюсеров к кино исключительно как к бизнесу. На мой взгляд, задача продюсера — не только в подсчете денег, но и в эксплуатации своих интимных тайн. Много успешного кино в мире возникает не из маркетинговых планов, а из эксплуатации детских фантазий, фобий, из вынесения внутренних надежд и желаний, подростковых фантазий в мир. Бизнес-планы начинаются позже. Американцы рассказывают истории, которые вызывают ощущение, что это и твои истории, потому что и ты маленьким представлял себе нечто близкое.
Но кино – это бизнес, и оно должно приносить деньги.
Но вы понимаете, что фильм Тимура Бекмамбетова соберет больше зрителей и денег, чем ваш?
Я с ним не знаком. Но все, что он делает, вызывает уважение. Я думаю, что мы разные, и нас нечего сравнивать. Не хуже, не лучше, а разные. Я отношусь к кино как к искусству, а не как к продукту, и при этом пытаюсь, чтобы цифры его продаж не стремились к нулю. И пока, тьфу-тьфу-тьфу, благодаря продюсерам картины нам удается довольно успешно двигаться в этом направлении. Мне очень повезло на этой картине, что продюсерами фильма стали Артем Васильев и Сергей Шумаков. Повезло, что нас поддержал канал «Россия». Так что все получится. Но другим, своим способом.
Предположим, вас завтра приглашают в Голливуд снимать стомиллионный фильм с Анджелиной Джоли.
Вопрос в творческой свободе?
Не только, еще и в творческом долголетии. Тот же Спилберг долго снимает такое кино, но он американец. А мне интересно снимать про нашу страну, которая по-разному с нами общается, но которую я люблю, за которую боюсь. Профессия режиссера, на мой взгляд, состоит в том, чтобы каждый свой фильм стараться сделать по максимуму хорошо. Главное — не место, а фильм, который ты делаешь.
Вы едете в Венецию. Помогает ли победа на фестивале прокату российского фильма?
Все зависит от того, как заниматься прокатом. Если заниматься нормально, то да. Но существует и другая сторона. Не число ядерных ракет или цена на нефть, а искусство, спорт, наука и так далее — принципиально важные вещи для формирования лица страны.
Вас заботит лицо страны за границей?
Это просто данность.
Как вы относитесь к тому, что ваше кино сравнивают с фильмами вашего отца?
Если бы я не двигался, не пытался говорить по-разному, а всю жизнь снимал копии «Последнего поезда» — это было бы одно, но сейчас мы делаем совершенно разные фильмы. К тому же я очень люблю папу, и сравнение мне приятно.
Слушайте, вы – один из троих людей, которые знают лучше всех…
…когда выйдет фильм папы? Не скоро.
Но вы видели материалы?
Да. На мой взгляд, это самая серьезная русская картина со времен «Андрея Рублева». И крупнейшее событие в реализме, если говорить о реализме не как об идее, а как о манере. Надо иметь громадный талант, чтобы выдуманный мир воссоздать на уровне кинохроники — по невероятной степени достоверности, необыкновенной точности. Надо обладать немыслимой требовательностью и к себе, и к другим, чтобы делать то, что делает мой отец. Я думаю, что осталось не так долго, во всяком случае, в сравнении с тем, сколько уже прошло.