Альманах «У каждого свое кино», состоящий из рекордного (аж 34!) числа коротких новелл, выходит у нас 27 марта (премьеру перенесли — изначально она была запланирована на 6-е, но прокатчики обещают, что теперь уже точно состоится). Почти все авторы — суперзвезды мировой режиссуры: Вендерс, братья Дарденны, Гонсалес Иньярриту, Чжан Имоу, Вонг Кар-вай, Аки Каурисмяки, Такеси Китано, братья Коэны, Кроненберг, Лелуш, Линч, Лоуч, Полянский, Гас Ван Сэнт, фон Триер и др. Кстати, и наш Кончаловский. Фильм был сделан к прошлогоднему 60-летию Каннского фестиваля — так Канн отметил юбилей. Предполагалось, что он вообще не выйдет в прокат — лишь на DVD. Первый тираж, выброшенный на французские прилавки в дни Канна, разошелся за день — я, например, диск прозевал. По легенде, именно наши прокатчики уговорили продюсера альманаха — легендарного президента Каннского фестиваля Жиля Жакоба выпустить фильм в мировой прокат. Если верить www.imdb.com, мы — третья страна после Франции и Гонконга, где он появится на больших коммерческих экранах.
«У каждого свое кино» — один из лучших альманахов, виденных мной. Альманахи в истории кино довольно редки, хотя в последнее время вдруг зачастили: «Эротические истории», «На десять минут старше», «Эрос», «11 сентября», «Париж, я люблю тебя», «Невидимые дети». Они всегда неровны, но интересны, хотя бы потому, что режиссеры-участники вольно или невольно заочно соревнуются друг с другом (из-за чего в результате и порют иногда нервную чушь).
Но случай с «У каждого свое кино» любопытен еще и тем, что это акция слегка идеологическая — некое подведение итогов. Этим фильмом простился с профессиональной каннской аудиторией президент фестиваля Жиль Жакоб, определявший его идеологию последнюю четверть века и сделавший Канн тем, чем он стал: не только ярмаркой тщеславия, но и фестивалем, формирующим кинематограф будущего. Фактически, как стало понятно сейчас, Жакоб воздвигал тот самый памятник себе, нерукотворный. В конце прошлого лета он объявил, что сдает дела преемнику, которого загодя выпестовал: Тьерри Фремо. Альманах явно не случайно были приглашены делать не просто режиссеры-мэтры, а те (пусть не все, но большинство), что считаются фирменными каннскими. Кого можно назвать «птенцами гнезда Жакобова» (хотя некоторые из птенцов — Кустурица, Джармуш, Тарантино и др. — в альманахе, к сожалению, не засветились).
Жакоб призвал режиссеров-мэтров снять короткие новеллы-рефлексии на темы зрителей, кинозалов, кинопоказа и вообще любви к кинематографу. Всем дали полную свободу самовыражения, и многие — что до забавного логично — использовали одинаковые сюжетные ходы. Сразу в нескольких фильмах (Алехадро Гонсалеса Иньярриту, Чена Кайге) выясняется, что истовыми поклонниками кино являются и слепые. Они даже способны рыдать от происходящего на экране — своей новеллой Иньярриту подтвердил, что чрезмерная мелодраматичность его «Вавилона», смутившая его прежних поклонников, не была случайной.
В нескольких фильмах действуют киноворы. В новелле Дарденнов девушка ловит за руку вора, протянувшего руку к ее сумочке. Но не для того, чтобы сдать его полиции, — она просто схватила первую попавшуюся руку, чтобы было с кем соприкоснуться в момент, когда происходящее на экране вызвало слезы сопереживания. О слезах — разговор особый. В очень многих новеллах из глаз зрительниц льют просто-таки тропические ливни. По этому поводу можно иронизировать, но не стоит, потому что общего впечатления от альманаха эти слезы (как и две-три, увы, откровенно дохлые новеллы, в частности, египетского классика Юсефа Шахина и американского Майкла Чимино), к счастью, не портят.
Ряд режиссеров, включая нашего Кончаловского, отдают дань старым залам и старому кино (новелла Кончаловского при этом забавна: про кассиршу, которая вывешивает табличку «билеты проданы», чтобы в одиночку пересматривать «8 ½», пока в задних рядах трахается случайно забредшая на сеанс парочка). Ну да, это понятно: раньше и атмосфера в залах была лучше, и фильмы были гениальнее. И все было такое трогательное, чувствительное, народное, настоящее! Не то что сейчас!
Черт, опять почему-то иронизирую и опять должен одернуть себя: зря!
Впрочем, есть новеллы и неожиданные. Не кто-нибудь, а Клод Лелуш рассказывает, что стал режиссером под влиянием Михаила Калатозова и фильма «Летят журавли». Есть смешной эпизод от Такеси Китано. Самая расхожая мысль альманаха — что кино любят все. Китано, в отличие от других режиссеров развил ее, не демонстрируя артистических распальцовок, сделав новеллу на тему «Без кино и выходной — не выходной». Флегматичный японский крестьянин приходит в задрипанный кинотеатр и в одиночестве смотрит фильм самого Китано «Дети возвращаются». Пленка рвется, а потом и загорается — тут камера показывает киномеханика, который, кашляя от дыма, тушит пожар. Механика изображает Китано. В итоге крестьянин досматривает явленные ему полуобрывки — и отбывает восвояси с типично японской непроницаемостью на лице. По виду сзади кажется, что он чего-то недополучил, но в целом доволен тем, как провел воскресный досуг.
Есть пресмешнейший эпизод португальца, почти столетнего патриарха Мануэля де Оливейры: о встрече Хрущева, которого — отдельная хохма — изображает Мишель Пикколи, с Папой римским. Формально эпизод выбивается из альманаха, поскольку вроде бы не на тему кино, но де Оливейра стилизовал его под немой киносеанс. Самый смешной момент, когда «товарищ Папа», про которого Хрущеву объясняют, что он для католиков, как для нас был Сталин, подходит к Хрущеву и крестит его. Тот на мгновение ошалевает, но быстро находится и с суровым видом вскидывает в ответ кулак в противостоящем клерикализму приветствии «Рот Фронт!».
Новелла Коэнов — про то, как техасец в техасской шляпе, которого изображает Джош Бролин, словно бы на мгновение вырвавшийся из фильма «Старикам тут не место», приходит в кино. И кассир советует пойти на «Времена года» — выходивший у нас и мало кем, увы, замеченный потрясающий по нюансам, тонкий фильм турка Нури Бильге Джейлана на тему «мужчина и женщина». А посоветовав, явно думает: «Господи, он же меня после просмотра убьет!» Тем более что техасец пообещал высказать свое мнение. После сеанса задумчивый техасец кассира не находит — на его месте сидит кто-то другой. Заключительная фраза новеллы: «Ты передай парню, который тут сидел, что чуваку в шляпе фильм понравился».
Имена режиссеров — это продюсерское новаторство — следуют после их новелл: чтобы у зрителей не возникало определенного настроя-предвкушения. Впрочем, режиссерские стили часто узнаваемы. После многих фильмов публика во время каннских просмотров аплодировала, как после завершения арий — оперным звездам. Впрочем, иногда и разражалась возмущенным «бу-у!!!». Трехминутки, вызвавшие овации, сделали, кроме Китано, Коэнов и де Оливейры, Нанни Моретти (смешной дневник киномана), Роман Полянский, Вальтер Саллеш, Кен Лоуч («футбол серьезнее говенного кино») и многие др.
Но всех затмил вечный нарушитель спокойствия фон Триер. Идет киносеанс. Вероятно, каннский, так как мужчины в смокингах с бабочками. Рядом сидят: какой-то толстомордый, аккуратненький, благожелательно индифферентный фон Триер — и темнокожая красавица. Смотрят триеровский «Мандерлей». Тут сосед начинает приставать к фон Триеру: мешать-рассказывать, что он-де успешный бизнесмен, что у него аж восемь личных автомобилей. Фон Триер вежливо отстраняется. Наконец сосед спрашивает: «А вы-то чем занимаетесь?» «А я убиваю», — отвечает фон Триер и молотком лупит соседу в глаз. Потом по башке. После чего следует кадр, как фон Триер и его соседка, слегка забрызганные кровью, продолжают миролюбиво смотреть кино, а рядом в кресле — труп с наполовину отколотой башкой. Триер таким образом обнажил отношение режиссера-радикала к современному стандартно приятному кино и идиотам из массовой публики. Похоже, Канн и Жиль Жакоб поддерживают режиссеров-радикалов в таком отношении к масс-идиотам.
P. S. Новеллу Линча автор этих строк не видел. Линч опоздал с ее сдачей продюсеру, и она включена в альманах лишь сейчас.
Интервью
«Коэны устыдились, а Тарантино — нет»
Перед российской премьерой альманаха «У каждого свое кино» с его продюсером — легендарным президентом Каннского фестиваля Жилем Жакобом побеседовал обозреватель «Русского Newsweek» Юрий Гладильщиков
По какому принципу вы отбирали режиссеров для альманаха?
Прежде всего мы хотели отдать дань уважения авторам. Для меня автор, творец — это режиссер. Про Каннский фестиваль часто говорят, что он рассчитан на глянцевые журналы, светскую хронику. Но я работаю в Канне с 1978 года и могу утверждать, что уже с середины 1970-х для него главное — это авторы. Мы решили привлечь самых значимых каннских режиссеров — чтобы каждый из них снял для альманаха новую картину.
По поводу некоторых из режиссеров можно спорить, действительно ли они являются самыми значимыми.
Естественно, я ориентировался на тех значимых, про которых знаю, что они способны сочинить и снять маленькую киноповесть за ограниченные деньги (примерно €25 000). И что они мои друзья, то есть не подведут меня по срокам. Другие принципы: я хотел, чтобы в альманахе было представлено как можно больше разных стран и киностилей. В итоге, мне кажется, мы собрали в рамках одного проекта такие имена, что ничего подобного в истории кинематографа еще не бывало.
Какие параметры вы задавали авторам?
Только объем фильмов и тему. Мы решили, что картины будут примерно трехминутными, а общей должна стать тема кинозала. Ведь у великого авторского кино сегодня большие проблемы именно с кинозалами: старые разрушаются, а новых авторских почти нет. Одну из новелл, которая наиболее точно отвечает задаче, снял мой друг Андрей Кончаловский. Кассирша, она же билетерша — единственный зритель фильма Феллини, если не учитывать пару, которая пришла в зал явно по другой причине.
Все ли режиссеры, кому вы предлагали снимать, согласились участвовать в проекте?
Некоторые не смогли: Коппола, Скорсезе, Спилберг были в то время заняты. Тарантино — тот отказался, сказав, что тема ему не интересна. Я всякий раз пристрастно проверял: действительно ли те, кто кивал на свою занятость, до такой степени загружены (смеется)? Поэтому когда стали отказываться еще и Коэны, я не выдержал и начал на них давить. Я вообще-то считаю, что сильно помог их карьере. Поэтому после очередного заверения, будто они никак не могут, я выбрал на компьютере самый крупный шрифт, 64-го размера, и написал им: «Как вам не стыдно?!» И получил картину! Замечательно абсурдную, зачин которой в том, что в каком-то кинотеатре в маленьком техасском городке в двух параллельных залах показывают «Правила игры» Ренуара и турецкие «Времена года» Нури Бильге Джейлана. Такого, понятно, в Техасе быть не может, потому что не может быть никогда, что и дает повод для смешного киноанекдота. В общем, резюмируя, Коэны устыдились, а Тарантино — нет.
Как вы относитесь к картине фон Триера, по своей жестокости (пусть и смешной) явно выпадающей из общего ряда?
Мне кажется, с героем этой новеллы будет идентифицировать себя всякий каннский зритель — ведь действие происходит в Канне. Но кроме того, любой зритель вообще. Всем нам — хотя бы раз в жизни — хотелось убить соседа по кинозалу, который шумит, пристает с дурацкими разговорами и мешает смотреть фильм. Но мы недостаточно смелы, а фон Триер ничего не боится. Взял — и убил.
Вы редактировали как продюсер какие-либо картины? Утверждали ли вы сценарии или отдали все на откуп авторам?
Нет, не редактировал, даже если итог мне не нравился. Единственный случай поправки — картина Мануэля де Оливейры про Хрущева и Папу римского. Я получил ее без звука и музыки. И написал Мануэлю, что даже во времена немого кино, причем в самые ранние времена братьев Люмьер, в зале присутствовал тапёр. Что до сценариев, то, как вы понимаете, сценарий для такой короткометражки — одна страница, так что зачастую мы их оговаривали по телефону. Но тот же де Оливейра прислал мне сценарий страниц на шесть — про знаменитую историю с Хрущевым и его ботинком в ООН. Я прикинул — и понял, что это фильм минут на 15. «Какая разница — 15 минут или три? — меланхолически заметил Мануэль. — Да, но это важная разница по отношению к другим авторам», — строго заметил я. Короче, передо мной стояла проблема не сценариев, а того, как удержать авторов в рамках заданных минут.
Кому пришла в голову удачная идея указывать фамилии режиссеров не до, а после новелл, так что иногда до самых титров не можешь угадать, кто этот фильм сделал?
Мне! И я сейчас докажу, что это действительно я придумал (смеется). Еще несколько лет назад мы показывали в Канне цикл новелл-ассоциаций «Прелюдии» — «Дождь», «Молоко» etc. И уже тогда стали указывать фамилии режиссеров только по окончании картин, чтобы публика смотрела и угадывала, кто именно это снял. Вообще, насколько мне известно, Каннский фестиваль — единственный из всех, который продюсирует ленты, причем специально для показов на фестивале.