Спонсор поста: Возраст определяется не по годам, а по грамотным постам
Сайт дня: Время – самое драгоценное из всех средств. Тифраст.
Из всех известных мне блоггеров в армии офицерами служили только я и Стреха. Вчера мы с Денисом долго обтирали эту тему в аське, он рассказал мне пару баек и, как обычно, весь разговор перешел на женщин.
А с ним всегда так. Хочешь что-то умное, доброе, философское сказать, и тут же получаешь что-то вроде «Не, попка всё равно рулит. Грудь не во всех позах задействуется, а попка она завсегда под рукой».
Это всё конечно же шутки, такие хамовато-шовинистические типично мужские шутки. Но какие еще должны быть 23 февраля? Естественно, откровенными, добрыми и с широкой мужской улыбкой.
Я поздравляю всех защитников Отечества – военных, работников силовых структур, врачей, милиционеров, работников МЧС с 23 февраля. История этого праздника ведется аж с 1918 года, трактовок праздника было много, как и версий его возникновения.
Сейчас это просто число. День года, когда принято отдавать почести защитникам страны, в которой мы с вами родились. От этого день не становится более формальным. Я с большим уважением отношусь к ветеранам любых войн, всегда звоню и поздравляю их с праздником.
Сегодня я расскажу вам еще одну байку из моей армейской жизни. Перед этим можете прочесть Что бы Вы стали делать посреди снежного поля ночью? – скандально известную благодаря ресурсу Револьвер. Сейчас пост о себе не смог найти, но тогда ко мне на блог перешло более 500 человек за сутки, изрыгающие мат и проклятия на офицерский состав нашей армии. Больше всего конечно изрыгали те, кто не служил.
Ну вот, продолжая эту добрую традицию, я расскажу вам еще один реальный случай из своей армейской жизни.
Я стоял в наряде по штабу. Уже вполне заматерел, получил звание страшного лейтенанта. Шел второй год службы. Ходил я в развалочку, лениво сцеживая слова-приказы своим трем дневальным. Пистолет, когда спал, уже прятал под подушку, курил исключительно лежа.
Заступил в наряд в шесть вечера, сидел за пультом и слушал повизгивание ветра за окном. На улице было минус 25. Если кто не в курсе, я служил между Ярославлем и Костромой, под деревней Туношна, вокруг леса и болота, рядом военный аэропорт и небольшой горнизонный городок из 17-ти хрущевок.
У нас на втором этаже штаба находилась медсанчасть, где именно в этот вечер собрались все больные деды части. Больные – значит у кого простуда, у кого геморрой или растяжение. Или просто оказалась лишняя шоколадка для медсестры. Дедов было пятеро, еще двое – слоны, то есть отслужили всего полгода. Эти двое были с температурой.
Мои дневальные тоже были слонами, поэтому наверх не поднимались, спали в кабинетах внизу. Один в канцелярии, второй в кабинете замполита, третий бодрствовал, пока спал я.
В этот раз дневальные попросились сходить в лес, срубить елку для санчасти. Я был удивлен, но отпустил их. Они вышли и пришли через черный вход, притащили наверх елку. Я спросил у самого разумного – закрыл ли тот дверь и положил ли ключ в шкафчик. Тот ответил «конечно, шеф». С этой вполне спокойно мыслью я и заснул, поставив будильник на ближайшее время доклада дежурному по части.
Меня разбудил тот самый разумный дневальный. Он стоял, его трясло, слова еле выговаривал. Вобщем, после того, как я на него наорал, он мне поведал о побеге молодого бойца их медсанчасти.
Я пошел наверх, там уже пахло спиртным. Двое сидели с гитарой, трое в туалете прокачивали оставшегося молодого. Тот был не особо против, даже зажигал, отжимаясь с прихлопами и песней.
Я взял кочергу (красную, с пожарного щитка), так как дедушки явно не обрадовались моему приходу. Были красноречивые диалоги, потом недоуменные глаза. Никто так и не сказал, куда делся молодой.
Меня трясло. Если солдат сбегает из части, это ЧП. Первую неделю дело прикрывают, потом всё равно об этом узнает Комитет солдатских матерей и всем нездоровится. Если солдат при побеге погиб – доходит до уголовной ответственности.
Только потом я сообразил сходить, посмотреть, закрыта ли эта долбанная дверь заднего входа. Ну не мог же пропасть человек, пройти мимо меня незамеченным. А мимо меня – это значит мимо видеокамер и центральной двери с электромагнитным замком.
Так и было – задняя дверь под лестницей, всегда завлаенная и почти всеми забытая была открыта, ветер глодал ее проржавевшие петли, она поскрипывала и постанывала.
Я закрыл ее и через полчаса услышал шепот. Кто-то тихо сопел и звал в районе черного входа. Дневальный пошел, открыл дверь. Туда ввалился синий, в белой пижаме, со шлепанцами на босу ногу, почти ничего не соображающий Копылов. Тот самый молодой, который и убежал.
В его руке была водочная бутылка, наполненная наполовину. Я понюхал – это был самогон, в 12-ом доме его продавали солдатам по 15 рублей за литр. Вобщем я сразу напоил Копылова этим самым самогоном, растер ему ноги, укутал одеялом. Средце стучало, прыгало от счастья и я был похож на военного-гея, ласкавшего своего молодого друга.
Потом был диалог с ним.
Я: Понятно, что ты бегал за самогоном. Кто тебя послал?
К: Никто не послал, у меня иногда бывает…
Я: Что бывает?
К: В голове голоса. Они говорят, что нужно идти.
Я: Че, блять, ты отморозил себе чего-нибудь?
К: Товарищ старший лейтененат, спросите у любого, я посреди ночи часто куда-то иду.
Я: Конечно, тебя же вечно куда-то посылают. Твои голоса – это Яковлев и Пурт?
К: Нет, просто мутится в голове и знаю, что нужно идти.
Я: Идти покупать самогон?
К: Я сам не знаю. Просто иду куда-то. Меня даже к кровати привязывают.
Вобщем, я даже почти поверил в психическую неполоценность бойца. Как оказалось, он не был шизофреником, потом он с теми же дедами обсуждал, как здорово посмеялся над шакалом. То бишь надо мной.
Яковлева и Пурта посадили. Медбрат Исильбаев, которого я в этой истории забыл упомянуть, оказался слегка избитым. Он до последнего сопротивлялся отправке Копылова за самогоном. И почти добился своего. Мусульманин, упертый как баран, он не побоялся идти против пьяных дедов. Но Копылов захотел подлизаться и всё равно пошел за самогоном.
Вы ведь знаете таких людей? Когда их заставляют что-то сделать, они громко и смешливо сразу же оказываются «за», боясь того, что будет, если они откажутся.
Хорошо, что всё так хорошо закончилось. Копылов в результате всегда бегал на моих дежурствах по плацу, выкрикивая «Я не слышу больше голосов, голосов», с Исильбаевым мы однажды всю ночь убирали снег с плаца. Ну, мне просто нравится копать снег, как оказалось, ему тоже это доставляет удовольствие.
Снег, чистый и белый, ложится на лопату, взлетает искрящейся пылью в свете фонаря, падает на парня с узкими смеющимися глазами в растегнутой гимнастерке. Окна казармы светятся тусклыми фонариками сотовых в руках солдат.